– Не-а. Тролль спит в недрах горы. Вон там, – указываю на маячившую впереди скалу.

– И пятьсот лет ждёт подходящего случая, чтобы проснуться. Я не маленькая, достаточно с меня твоих сказочек.

– Как скажешь.

В полном молчании мы добираемся до дома, стоящего у лесной опушки. Мне навстречу, повизгивая и махая хвостом, выбегает старина Тоби. Я глажу пса по голове и невольно вспоминаю, как вместе с отцом учил его выполнять простейшие команды вроде «сидеть» и «дай лапу», и притупившееся было чувство потери резко возвращается и топит меня с головой.

Мачеха огорчается, узнав, что Саманты не будет за ужином, но за нескончаемыми расспросами и разговорами оживает, строит планы, делится сплетнями, и вечер проходит не так уж и плохо, как можно было ожидать, учитывая отсутствие нашего с Райли отца.

– Мне значительно лучше, – с улыбкой говорит отец и у меня нет причин сомневаться в его словах.

Он выглядит – не побоюсь этого слова – хорошо. Посвежел, помолодел, набрал несколько отнюдь не лишних фунтов веса. Кожа на лице разгладилась, приобрела здоровый оттенок. Здешний воздух явно пошёл ему на пользу. Да и доктор Миддлтон доволен результатами последних анализов.

А ведь ещё год назад… Боже, даже вспомнить страшно! Но память «услужливо» подсовывает разрывающие сердце картинки: отец, подключенный к аппарату искусственной вентиляции лёгких, неутешительные прогнозы врачей, заплаканная и осунувшаяся от горя мать, визит к ведьме…

– Солнышко, не плачь! – утешает отец. – Всё не так плохо, как кажется. Реабилитация творит настоящие чудеса. Я понемногу встаю и делаю первые шаги. Скоро сможем гулять с тобой по лесу!

– Как здорово, пап!

Я честно пытаюсь улыбаться, но эмоции оказываются сильнее, и я реву против воли.

– Сэмми, милая!..

– Не обращай внимания! – Я машу ладонями перед раскрасневшимся лицом. – Это от радости.

– Доктор Миддлтон рассказывал, как ты чудесно спела. Он был на концерте, – вздыхает отец и за этим вздохом так и слышится фраза: «В отличие от меня».

– Ты тоже скоро сможешь прийти на концерт, правда? – с надеждой спрашиваю я.

– А когда следующий?

– Наверное, уже в сентябре, если не считать концерта под открытым небом в праздник летнего солнцестояния. Но я могу спеть тебе в любое время, ты же знаешь. Хочешь, спою прямо сейчас?

– Спрашиваешь!..

Смахиваю последние слезинки и начинаю петь любимую папину песню. Сперва немного стесняясь и страшась потревожить покой других пациентов, и оттого слегка фальшиво, негромко и вполсилы, но постепенно голос выравнивается. Я пою с чувством. Вкладывая всю душу. И в очередной раз мысленно благодаря старушку, чьё имя так и осталось неизвестным, за то, что сохранила и не забрала мой талант в уплату за спасение жизни родного человека.

– Это волшебно, – выдыхает отец, когда я заканчиваю. – Твой голос действует сильнее любого лекарства. Ты будто душу мне вынула, отмыла, очистила и вдохнула заново.

– Ты преувеличиваешь! – смущаюсь я.

– Вовсе нет. Спасибо, дорогая моя девочка. У тебя величайший талант. Не зарывай его в землю.

– Я и не зарываю.

– Ты отправила заявку на вокальный конкурс?

– Отправила, пап.

– Молодчина. Горжусь тобой!

У папы блестят глаза. Ему же противопоказано волнение!

– А в личной жизни что? Появился парень?

– Пап!.. Ну какой парень? У меня ты есть!

Он качает головой.

– Ты слишком долго и болезненно переживаешь разрыв с Джастином, – говорит он. – Тебе стоит жить полной жизнью. Купить себе красивое платье. Сходить на свидание.

– Ну уж нет, – я пытаюсь отшутиться. – Не хочу вступать в новые отношения, мне и прошлых хватило.