Утром она тихо сказала:

– Спасибо, что не ушёл.

А он накрыл её ладонь своей и ответил:

– Я не мог. Это не ты – осталась. Это я – нашёл.

Вернувшись домой, Фрол всё понял. Написал ей. Люба ответила быстро. Через два месяца она уже стояла на перроне его северного города, где над морем гуляют шторма, с огромным рюкзаком за спиной.

– Ты правда приехала?

– А ты думал, я пошутила? – фыркнула Люба и сунула ему в руки термос. – Тут чай. С имбирём. От простуды и сомнений. А ещё через год была свадьба – скромная, с гитарой, речкой и палаткой. С тех пор они – как шов на прочной стали: вместе навсегда, несмотря на давление.

А теперь, в холодной черноте под снегом, Фрол вдруг ясно понял: он так редко говорил ей, о том, как сильно её любит. Слишком часто думал, что она и так знает. Что всё видно по делам. По рукам, несущим сумки. По еде, которую готовит на рассвете. По сказкам, которые сочиняет детям. По тому, как засыпает рядом. А надо было говорить. Просто говорить.

Он сжал зубы и снова зашевелился – медленно, упрямо, через боль. Потому что теперь он должен выбраться. Чтобы сказать ей об этом.

Фрол промыл ссадины на голове и руке, втер заживляющий крем.

Затем стесал ледорубом лед в узких местах своей пещеры, выдолбил нишу для газовой горелки, кастрюльки и миски с кружкой.

В месте, где впадал ручеек, вырубил во льду ямку для удобного набора воды кружкой.

Нашёл место пониже, где ручей уходил из пещеры, и там выдолбил ледорубом место для туалета.

Перед сном заставил себя взять блокнот и записать:

День 1

Попали в лавину на спуске.

Я чудом попал в полость между льдом и скалой.

Очевидно, полость в леднике промыл ручеек.

Устроил лежак и победил шок.

День 2

Обустроил свою пещеру

Сделал инвентаризацию рюкзака

Завтра – в наступление за Свободу.

Начну прорубаться по руслу ручейка.

Сон был рваный. Всё время – падение. Белая мгла. Он проваливался в глубину, где нельзя дышать. Будто стал сам этим снегом – глухим, слепым, спрессованным. Ни дна, ни верха. Только холод и вес. Проснулся с рывком, задыхаясь, будто снова под завалом. Пальцы судорожно сжались, будто искали опору. Всё в порядке. Он здесь. Он жив.

Утро пришло с алым, фильтрованным сквозь лёд светом. Особенно ярко он струился снизу, из нижней части пещеры – как через витраж. Самой яркой точкой была маленькая ледяная арка, откуда убегал ручеёк – туда, к свободе. Свет там сверкал бликами, как на стекле.

Пришло время выбираться. Он встал. Взял ледоруб. Подошёл к стене. Начал долбить. Ритм – один на всё тело. Крошево летит во все стороны. Вода из ручья шуршит внизу, под ногами. Через какое-то время он замечает: вода поднимается. Маленькая ледяная пещерка, куда уходит ручей, забилась крошевом. Вода лезет на его рабочее место.

– Так я тут и утонуть могу, – сказал он вслух.

Фрол в панике начал разгребать лёд. Крошево, забившее проток, не уходило. Он стоял, смотрел, как поднимается вода. Пришла мысль – дикая, но возможная. Фрол слил в маленький ручей всю свою горячую мочу и стал ждать результата.

Тем временем вскипятил воду, сделал овсянку и кофе. Завтракал, поглядывая вниз. И дождался. Проток ожил. Вода снова пошла по пути. Лужа отступала.

– Сработало… – выдохнул он.

И вдруг рассмеялся. Впервые за все эти дни – хрипло, неуверенно, почти беззвучно. Смех вырвался сам, как короткий всхлип облегчения. И тут же осел тишиной.

Надо защитить сток от крошки. Он взял свою сидушку – ту самую, пенную, с вырезом – и аккуратно проложил ей стенку канала. Импровизированный фильтр. Ледяная крошка теперь не будет попадать в проток ручейка.