Сын Лаэрта как-то замялся, странно задвигал ушами, как бы пытаясь сам понять, что и зачем он говорит:

– Некоторые, должно быть, думают, что я шучу, и делаю это совсем некстати. Что ж, может и так, но в каждой шутке есть доля правды. Если же совсем быть серьезным, то скажу, что Ахилл Атриду просил передать, что думать начнет он о битве кровавой не раньше, чем Приамом рожденный божественный Гектор к его стану придет и к судам мирмидонским, смерть аргивянам неся и огнем корабли истребляя. Вот и эти герои, что были со мной, сказанное мной подтвердят вам, – мощный сын Теламона и двое глашатаев, умные оба…

Молчанье глубокое все сохраняли, слышны были всюду лишь тяжкие вздохи. Речь Одиссея всех глубоко потрясла, особенно его неуместная шутка с Гераклом. В безмолвии застыли печальные духом ахейцы, и тут Диомед выскочил на середину и, окинув собравшихся пронзительным взглядом искрящихся серых глаз, злорадно воскликнул:

– Я говорил, что посольство к нему нам не поможет и даже Одиссей хитроумный будет бессилен упросить сурового духом Пелида, безмерно надменного, гнев свой спесивый на милость сменить.

На суровом лице Диомеда появилась холодная улыбка и он, поджав губы, изрек:

– Ну, да кончим о нем говорить! Пускай себе едет, или не едет в свою Фтию, пусть ждет, когда Гектор нас всех истребит, но не дождется!

Одиссей невесело усмехнулся, ушами печально пошевелил и голосом тихим, чтоб многим он был не слышен, сказал:

– Не все так просто, доблестный Диомед. Иль ты забыл, что 10 лет назад, когда мы с тобой ездили за ним к Ликомеду на Скирос, Калхас нам провещал, что Зевс ли или сама непреложная Мойра постановили, что без Ахиллеса Трои не взять!

Разгоряченный Тидид же громко ему ответил так, что слышали все вожди и советники, даже те, кто стоял от них дальше всех:

– Значит, сам он сражаться начнет, если сердце прикажет, и Кронид со старой Ткачихой на сраженье его воздвигнут. Если ж – нет, то я и без Ахилла буду с троянцами биться, как до сих пор бился. Меня в Трое тоже знают и боятся не меньше Ахилла. И потом, тот же Калхас нам предрек, что Троя обязательно будет взята на 10-м году!

Грозно закончил Диомед, дико сверкая серыми с желтизной глазами и вдруг совсем неожиданно по-доброму улыбнулся, и беззаботно промолвил, погладив пятерней кудрявые короткие волосы:

– Сейчас же друзья, я предлагаю всем спать отправляться, перед тем усладив себе милое сердце легкой пищей, а также медосладким вином: ведь они прибавляют и отвагу, и силу. Завтра ж, как только на небе блеснет розоперстая Эос, ты, Атрид, быстро построй пред кораблями и конных, и пеших, дух ободри им и сам сражайся в самых первых рядах. Ну, а за нами дело не станет!

С большим одобреньем внимали вожди и советники войска ахейского, бодрым словам Диомеда. Все, свершив возлиянье богам, пообедав на ночь не плотно и в меру водой разведенного выпив вина, разошлись по шатрам и палаткам, где все улеглись и сна – дневных забот разрешителя, благостными насладились дарами.

Сном покоренные мягким, вблизи кораблей своих спали всю ночь напролет все вожди. Только пастырем всех ахейских народов, сыном старшим Атрея, сладостный сон не овладел, как ни мял ему веки своей темной неслышной стопой. Волновался он множеством мыслей о том, как утром сражение выиграть. Встал Агамемнон с постели и, одевшись, отправился к брату, вместе с которым стал будить лучших вождей и созывать их на собрание.

И вот приглашенные Атридами вожди нашли в поле чистое место, свободное от пролитой крови и мертвых тел, там расселись и стали вести меж собой разговоры. Нестор, наездник Геренский, с такой обратился ко всем собравшимся речью: