– Зевс, наш общий родитель, всемогущий, великий! Кто всех наших бед и несчастий виновник, дай ты ему, пораженному насмерть, поскорее в мрачное жилище Аида сойти, нам же дай меж собой подтвердить священные клятвы и будущий мир!

Долго тряс Гектор два жребия в шлеме, взор своих черных блестящих глаз в сторону отвратив, и потом предоставил вытащить жребий Одиссею. Лаэртид взгляд свой потупил, как бы рассматривая что-то вдалеке от шлема со жребиями, и в нерешительности пошевелил ушами. Не было в глазах Одиссея обычной хитринки, видно было, что не знал он как вытащить жребий Менелая, чтобы тот копье метнул первым. Наконец, царь скалистой Итаки решился, и уши его замерли неподвижно. Сунув руку в шлем, он вытащил жребий Париса и с досадой воскликнул:

– Что ж тут поделать, бог или случай слепой туда и сюда все время с нами играют. Тут вроде ты тонешь, и нет никакого спасенья, но, глядишь – вдруг вынырнул там и ты уже победитель, и Могучая Судьба над любым нашим расчетом глумится. Случай бывает очень силен, но всегда переменчив. Посмотрим, что дальше он нам приготовил.

Поза Одиссея была полна достоинства, но без всякого величия и высокомерия. Все воины в ратях троян и ахейцев уселись рядами, где каждый коней оставил своих, оружие и боевые доспехи.

Народы стали в нетерпении ждать поединка, который закончился явной победой Менелая, он уже тащил за шлем не сопротивляющегося Александра легко, как ребенка, к шеренгам ахейцев. Однако тут Афродита вмешалась и подвязь из кожи быка порвала так, что шлем лишь один остался в могучей руке Менелая. Фиалковенчанная богиня, накрыв, словно облаком темным, своим Пестроузорным Поясом Александра, с поля боя его по воздуху унесла в царский чертог. Всем показалось, что Париса подхватил вихрь ураганный и куда-то понес, и многие догадались, что в схватку Париса и Менелая вмешалось какое-то божество.

Атрид опять посовещался с сыном Лаэрта и после этого так, чтоб слышали его обе рати, возвестил громогласно:

– Слух преклоните, трояне, дарданцы и рати союзные с ними! Видели все торжество в поединке нашего доблестного Менелая над вашим красавцем Парисом. Он, как бесчувственный труп вашего царевича волочил, пока ветром его куда-то не сдуло. Поэтому, как договаривались мы и клялись, вы аргивянку Елену со всеми богатствами, увезенными ею из Спарты, теперь выдайте нам, заплатите и достойную пени, такую, чтобы из памяти она и у дальних потомков не стерлась.

Однако троянцы нарушили священный оркой (клятву), когда искусный лучник Пандар по коварному наущенью Афины ранил стрелой Менелая. И опять на поле боя сошлись враждебные рати. Сшиблись и кожи щитов, и копья, и руки воинов в медных доспехах. Сталкивались щиты со щитами и копьями, звенели мечи, всюду грохот и звон раздавался ужасный.

По совету своего младшего брата Гелена шлемоблещущий Гектор, став посередине между тех и других народов, обратился ко всем с пламенной речью:

– Внемлите мне, верные священной Трои сыны и так же доблестные ахейцы в красивых доспехах! Слушайте то, что в груди меня сердце сказать сейчас побуждает! Да, клятву мы, защитники Илиона, не сдержали, ее выполнить нам таинственный Рок не позволил, наслав на Пандара затмение. Впрочем, теперь говорить о том поздно, да и Пандар уже мертв. Сейчас надо думать о настоящем. Ведь Кронид, замышляя несчастья, готовит всем нам новые битвы, покуда либо возьмете вы наш крепкобашенный город, либо погибнете сами близ ваших судов мореходных. Сейчас же на поединок я вызываю. В ваших рядах есть герои храбрейшие и без Ахилла. И среди них наверняка найдутся такие, кто давно желает сразиться со мной, вот я им и предлагаю желанную такую возможность. Так пусть любой из вас выйдет вперед и вступит со мною в единоборство. Так же я предлагаю, и пусть нам свидетелем будет Зевс Молниевержец: если противник сразит меня своей заостренною медью, пусть снимет доспехи и снесет к кораблю своему крутобокому, тело ж мое пусть домой возвратит, чтоб имели возможность его огню приобщить родные мои и троянцы с троянками. Если же славу мне даст Дальновержец противника свергнуть, – сняв доспехи с него, отнесу их в священную Трою и в храме метателя стрел Аполлона повешу, тело ж назад возвращу, а ваш стан корабельный. Пусть похоронят его длинноволосые мужи ахейцы, на берегу Геллеспонта широкого холм пусть ему там насыплют высокий. Некогда кто-нибудь скажет из дальних потомков, по спокойному морю проплывая на корабле мореходном: Воина это могила, умершего в давнее время; доблестный, был умерщвлен он блистательным Гектором в битве. Будут люди так говорить, и слава моя никогда не погибнет.