Карлик бережно отрывал стиснутые на висках пальцы, один за другим, взял за руку, словно ребенка. Медленно, но настойчиво потянул, заставив встать и идти. И я шел. Не видя и не слыша ничего вокруг. Потому что мог.

– Видишь. Если ты не можешь принять свою сущность. Чего ждать от них?

– Не хочу. Не хочу это видеть. – Повторял и повторял, словно заклятие, сквозь стиснутые веки чувствуя, как вспыхивают и гаснут… гаснут… ГАСНУТ!!! – Ничего не хочу!!

– Ладно. – Покладисто согласился карлик, уводя в сторону. – Они могут себе позволить закрыть глаза, а чем ты хуже, верно? Ослепни и оглохни, – твое право. – Где-то я уже слышал подобные речи, но кипящий мозг отказывался думать.

– Давай так. – Донеслось шумное сопение. – Я покажу тебе всего одну вещь, если узнаешь, – на сегодня свободен. Договорились? Ну вот и ладненько.

Приняв молчание за знак согласия, Исра довольно потер ручки, увлекая меня в шумящий людской поток. Мы вынырнули из тени бокового переулка, двумя каплями канули в шумящей полноводной реке рук, ног, локтей, наступающих на пятки ботинок, сотен запахов и голосов. Я послушно шел. Или скорее, плыл по людскому течению, боясь поднять глаза, увидеть. Принять неизбежность.

– … тебе уже говорила, – либо ты избавишься от ублюдка, либо домой можешь не возвращаться! – Голос дрожал, похоже, говоривший был на пределе.

Точнее, была. Женщина растерянно огляделась, пошла, раздвигая толпу локтями, толкнула меня, отвоевывая очередные метры.

– Ах, так у него еще и осложнения. Да плевать, что это – она! Ублюдок и есть ублюдок! Где его папаша? Ах, не знаешь. Ну, вот и я ничем не могу помочь, – как нагуляла, так и избавляйся. Да хоть в реке топи! Да пропустите же…

Людской берег резко обрывался на переходе. Дорога манила отсутствием машин, но справа коварный поворот, любопытные вытягивали шею, пытаясь заглянуть за угол, топтались на месте. Вот обратный отсчет подошел к концу, и… Резкий звук резанул слух, будто ветка хрустнула. Вскидываю голову, но апатия берет верх, возвращая к созерцанию асфальта, послышался тихий смешок.

– Да что за… Сломался что-ли. – Бывает так, из гомона толпы слышен чей-то определенный голос. – Я и так опаздываю, а у них потом перерыв на час… Это я не тебе! Что? Какие деньги? На лечение?! В приют сдай. Ах, ты меня еще шантажировать будешь! Да засунь себе эту дарственную, знаешь куда… Да плевала я, что там бабуля отчебучила, – она была выжившей из ума маразматичкой. Я – дочка, – прямая наследница… А ты вначале отыщи эту дарственную, докажи родство. Ты моя кто, – дочь? Ну, так я тебя обрадую, – свидетельство о рождении я сожгла, а пока будешь восстанавливать, перепишу на себя квартиру… Что? А со мной так поступать честно?!!

Щелчок и толпа превратилась в бушующий стадион. Раздались гневные крики, предложения сломать к такой-то матери долбанный светофор, – опять красный горит. Водители, радуясь зеленому коридору, давили на газ, нещадно сигналили, отпугивая желающих проскочить.

– Да что за… – Женщина растерянно смотрела на взбесившийся светофор, перевела взгляд на наручные часы, болезненные красные глаза следили за минутной стрелкой. – Я не могу опаздывать, мне назначено.

– Время лечит… время убивает… – Хихикнуло сзади.

Дамочка выругалась, дернулась перебежать дорогу, и была немилосердно облаяна водителем маршрутки. Сама в долгу тоже не осталась. Замерла на краю волнующегося людского потока, нервно топала каблучком, мобильник «разрывался» в опущенной руке.

– Идиотка. – Убрав звук, она швырнула гудящий телефон в сумочку. – Я ее растила, а она что вытворяет! Ну ничего. Еще приползет. И ублюдочка своего притащит. А я ее прощу. Я же хорошая мать. А с ним… – Усмехнулась, поправила сумочку на плече. – С ней. Разберемся.