Один день атамана Алекс Алеоко

В этот будний летний день станичный атаман Величайшего Трижды Краснознаменного Казачьего Войска генерал-полковник казачьих войск Стариков Иван Денисович пребывал в дурном расположении духа. Побрякивая многочисленными орденами и медалями, он поднялся в свой кабинет на 2 этаже и посмотрел на папки на столе, приготовленные ординарцем. Три штуки. Желтая – «текучка», красная – «важно» и зеленая – «награждения». Так было заведено ещё его предшественником, бывшим Первым секретарем комитета комсомола станицы, ушедшим из атаманов на повышение в губернскую Епархию, протоиреем и год назад скончавшимся от цирроза. Профессиональное заболевание. Хоронили пышно в родной станице, поминали неделю, памятник отлили… Мда…

Отсюда и плохое настроение. Печень давно шалит, а это конец карьере – не видать ни звания Маршала Казачьих войск, ни Генералиссимуса в Московском Центральном Юрте. Столько не выпить.

Аккурат на майские загремел в Главный казачий госпиталь им. Атамана Изтербергского в Москве. Врач-вредитель в кабинете, увешанном потемневшими православными иконами, посмотрел поверх своих профессорских очочков и выдал диагноз – спиртного ни-ни. Молодые юртовые атаманы жрут самогон галлонами, а потом до утра пляшут. Куда до них… Знал он, естественно, все хитрости, как пить, не пьянея. И про масло, обволакивающее стенки желудка, и про секретные пилюльки, и про приёмы уходить якобы в туалет, а там опорожнять желудок. И как дипломаты набирают виски в рот, не глотают, а потом, делая вид, что запивают, выдавливают спиртное в стакан с соком. Ерунда всё это. У нас не Африка какая-нибудь англосаксонская. У казачков такое не проканает – раскусят моментально и так опустят, что конец не только карьере, а вообще всему человеческому уважению.

Сегодня распорядок был таков – до обеда работа с документами, приём посетителей, а с обеда выезд на Разгуляй, на Смотр казачьих дружин с награждением.

Генерал грузно протопал к своему столу, снял тяжёлый от наград и значков китель, повесил на спинку кресла и уселся. Поправил на пальцах золотые печатки-«болты», поелозил шпорами по линолеуму, хоть и зарекался этого не делать, и потянул к себе жёлтую папку. Так… Заявление… Казачка Анастасия Мартиросян жалуется на казачку Верку Подгеребную, что Веркина белая коза Люська запрыгивает в её палисад и жрёт гладиолусы, за которыми она, Анастасия, ухаживала всю весну на карачках для украшения природной среды родной станицы… Ага, а вот ответное заявление, от Веры Прокопьевны Подгеребной, потомственной казачки, вдовы потомственного реестрового казака, геройски скончавшегося… и так далее. Белая дойная козочка Люся случайно проникла в мартисянский палисадник, потому что забор там как решето, весь разваливается, никаких цветов там сроду не было – крапива да лебеда. Мартисянка, которая вовсе не казачка, даже копытца Люськиного не стоит, Люська как добропорядочная дойная козочка может есть всякую дрянь, а давать на выходе целебное молоко!

– Ладно, разберёмся, – пробормотал генерал. – У них каждый день какая-нибудь история. С курами, собаками, кошками.

Знал он и покойного геройского мужа Подгеребной – Саньку, который служил на Северном Флоте в роте охраны, зарекомендовал себя морским волком, просоленной душой нараспашку. Вернувшись в станицу, он подженился на Верке, работал скотником, а потом разбился на мотоцикле, гоняя чужих коров со станичных лугов. То, что эти две казачки много лет воюют друг с другом, все в станице прекрасно знали и довольно метко называли «продолжением франшизы».

Следующее. Анонимные доносы на попа, которого год как прислали из Епархии в местный храм по ротации. Поп был молодой, очень приятный, отзывчивый, как и положено попу. Из неприятностей за ним был только один конкретный косяк – после службы на очередной Первопрестольный праздник фотографировался с прихожанами в полном облачении, а те выложили фотки в Сеть, на какие-то свои богоугодные сайты. Разразился скандал – оказалось, что крест поверх парадной рясы у него висел на митрополитовской цепи! Никто спокон не знал, что цепи у них там строго разные, согласно чину, а он нацепил и служил службу, которая ему по статусу не полагалась! Да ещё и сдуру ума сфотографировался в ней. Это как оборзевший сержант ушёл в самоволку в старлеевских погонах и попался патрулю! Кто-то особо прошаренный доглядел косяк на снимках и сообщил куды следует. Скандал замяли небольшой бочкой самогона и пятком барашков в женский монастырь им. Розы Люксембург. Так легко обошлось только потому, что старого митрополита как раз таскали по инстанциям за педофилию, а новый принимал дела, и ему было недосуг.

С тех пор молодой отец Елизар был тише воды, ниже травы, не косячил, как ошпаренный вскакивал в любое время суток на исповеди, причастия, отпевания, крестил детей лихо и артистично, не брезговал пригубить со станичниками пару-тройку стаканов. Но кто-то упорно кропал на него доносы. Доносы были креативные по исполнению – то детским почерком на листке в клеточку из школьной тетрадки, то распечатанные на принтере на листах А4, то составленные вырезанными из газет буквами.

Генерал примерно догадывался, чьё это прикладное народное творчество. Все анонимки сводились к одному – преподобный отец Елизар занимается отмыванием денег. Якобы за этим неблаговидным занятием его неожиданно заставали в самых разных местах православные станичники.

Генерал давно подозревал, что изящное словосочетание «отмывание денег», появившись у нас, сразу запало в народную душу. Но никто, конечно, толком не понимал, что оно означает. Приплетали его по любому поводу при обсуждении начальства. Алкаш, вор, бил жену и всех любовниц, месяцами пропадал в загранкомандировках – и обязательно в конце «отмывал деньги». Чтоб собеседник и не сомневался – конченый товарищ.

Невдомёк народу, что у нас этого явления нет. Совсем. Не та страна. Это в каких-то диких странах, где-то на побережье Парагвая или в дебрях Колумбии мафиози и занимаются отмыванием денег. Как обезьяны, ей-богу. Заработал, к примеру, мексиканский или колумбийский наркокартель несколько тонн американских денег. А как тратить? Как на них шиковать? Полиция, налоговая, спецслужбы вмиг заметят нетрудовые доходы и возьмут за химо. Поэтому бандиты в диких странах и вынуждены «отмывать» деньги. Покупают по дешёвке всякие кафе, ресторанчики, строят заправки, магазины, лавки, кинотеатры. И проводят через них преступные деньги, как офигенную выручку. Платят с них родному дикому государству налоги, заводят счёт в банке – всё чин-чинарём, вот и отмыли! Их, конечно, ловят и за это, но уже труднее…

У нас же «отмывать» ничего не надо! Стибрил, положим, чинуша из бюджета пару десятков лямов – ну просто доложи по инстанции, что так, мол, и так. Даже журить не будут – наоборот, по-отечески подскажут, кому и сколько занести. И готовься к повышению! Цивилизация! По-другому карьерный путь в Центр, в Москву, и не делается.

Ежели у нас кто-то навострится «отмыть», то есть уплатить налоги, его тут же повяжут мордой в землю и к разворовыванию бюджета больше на выстрел не подпустят. А кто не отмывает, тратит наворованное широко и открыто – тех, наоборот, никто не тронет. Все приличные люди это прекрасно знают.

Но зуб на попа кто-то имеет конкретный… Может, выпить с кем отказался? Нехорошо. Надо поспрошать людей.

Писака, само собой, писал и в другие инстанции, более высокие, но там, по давным-давно устоявшимся правилам, эти письма отбирали специально нанятые студенты-практиканты и сжигали в дорогущих импортных печах-крематориях. Согласно Закону о Повышении авторитета местных органов власти. Практически всё сразу и сжигают. С обязательным ответом: внимательно, мол, прочитали и всенепременно разберёмся.

– Зззарублю! – за стеной в соседнем кабинете, как всегда, буйствовал его заместитель, генерал-майор казачьих войск Сан Саныч Морозов. – Ты что же, гад, не могли найти? Не мог, я вас спрашиваю? Это что это вообще? А? Блестит, говоришь?

За стеной звучало невнятно-оправдательное «бу-бу-бу» и возгласы Сан Саныча: «А?!»… «Не, ты погляди!.. Отморозок!». Потом «бу-бу-бу» стало звонче и приобрело наступательный характер.

Денисыч узнал по голосу умельца, реестрового казака Изиханова Егора Оттовича, есаула. Каждый раз, когда он попадался на глаза, в голове генерала начинал звучать дурацкий навязчивый мотив одной песенки, и всплывали залихватские слова: «Есаул, есаул, что ж ты бросил коня, пристрелить не хватило ума…»

Он знал, отчего осерчал заместитель. Дело в том, что ему надысь вручили очередной, шестой по счёту, Георгиевский крест. В связи со светлым праздником Пасхи и юбилейным пятидесятитрёхлетием. Крест отчеканили в собственной станичной мастерской казаки-умельцы, одним из которых, если не лучшим, был есаул Егор.

Всё дело в качестве металла, из которого отчеканили крест. Качество действительно было не ахти. Блеск и вообще вид не тот. У самого Ивана Денисовича Георгиевских крестов было пока восемь штук. И все качественные, из отличной, ещё советской рандоли. Блестели лучше золотых.

Вообще, умение чеканить разнообразные ордена, медали, знаки отличия входит в обязательную подготовку любого реестрового казака. Даже во всех станичных школах ввели сначала факультативно, а потом и в обязательную программу предмет «Основы изготовления наградного материала». Чтобы казакующее потомство сызмальства приучалось к великой казачьей культуре и обычаям предков.