Трепетное цветение черёмухи вошло в самую пору!

«Хрум-хрум и носа нет», – сказала мышка, напугав мальчишку.

– Садомазы кругом. Толерантности нет места. – Чего так-то уж чёрномыслие качать? Хоть по одной особи да уцелело. Размножение требуется, только и всего лишь.

Зарево бывает или красное, или золотое. Никаким зарево не бывает.

Бедность и нищета – сёстры от разных отцов. У первой теснота, беднота с чистотой, у второй – клопы, вшами с грязью.

– Накеросиненная вша.

– И что?

– И ничего.

Заслонка от боли. Перекрывает самостоятельно. Отгородив чувственный аппарат от очага возгорания, предупреждает сгорание жизни.

Из-за жертв, из-за пролитой крови, человек уж не чувствует боли.

Покаяние, исповедание грехов, и слезы – круг берёзы. С плачущими смеётся только ненормальный.

«Обида может быть причиной наших заболеваний». Ещё сомневаются – «может». Полстраны от обиды заболело, койкомест не хватает в психбольницах. А как вырвутся на волю, да побегут? Спроси их: на что обижены, не ответят. Топь.

– Корпоратив – это когда по… раемся на дармовщину.

– А когда за свои?

– Когда за свои кровные – это уже складчина. Так выпьем за Новый год и силу слова русского.

Китайцы огурцу поставили памятник, имеют право, вырастили. На просторах Сибири земли много.

Крестьянин видит дальше, чем ему показывают.

Правитель – вещатель, а то протискивает слова в щель еле раздвинутых губ, будто челюсть повреждена и не терпит широкого диапазона. И голова с шеей сцеплены намертво, повороты делают вместе с туловищем. Чека—начеку.

Похотливый, блудный кот завсегда себе найдёт.

Деревни, тайгой проглоченные… Чем зарастать, как не Сибирью.

Разложили мужика на платежи, а я летаю, драным подолом страну закрываю. Мерзки мы, и слёзы наши мерзость.

Родимые. Умолкни разум – дорогу сглазу.

Зарубка на память: жили не напрасно. Зарастать – не прирастать.

– Мозг кушать хочет.

– Кто накормит?

– Кто накормит его, тот и скушает.

Женщины в политике, что сбой в генетике.

Не интересно писать людей двадцать первого века тому, кто не может ввинтиться в новую жизнь, в жизнь молодых. А как бездонно и беспредельно в их мире! Свою историю пишут.

День Памяти. Пишу «лоскутки» памяти и сшиваю их в одеяло правды, чтобы было чем в будущем укрыться или раскрыться, как повезёт.

Нет различия до неприличия: коммунистическая была одна, сейчас много и все коммунистические. Десятилетие в столетие складывают. А совесть, честь, любовь к труду? Ничего я не пойму…

Мы трусы! Даже тогда, когда жизнь дарит нам улыбку, нам лучше пострадать. Пленники разума! Сами себя взяли в плен, самим и вызволяться.

Воздух свободы поднимает крылья, любовь родины вдохновляет на взлёт, милость Божья оберегает полёт.

Книга народной важности «Быть себе нужным (ой)». Вертаемся из общественной уборной в свой частный клозет.

Дипломатия для низов – чтоб верхи не достали.

Дух крестьянской борьбы и свободы на кроснах ткан, в печи калён, на солнце дублён, и вот об эту дублёно-калёную ткань ноги вытирают.

Национальная идея? Национальная идея – в мешке с деньгами и мудаками. Межсезонье бессознательного существования изрядно затянулось.

В государстве жить сожителем, что состоять в гражданском браке, ни ты никому ничего, и тебе иногда по милости.

«Мечты бесполезны до тех пор, пока мы не начинаем их осуществлять» (П. К). Размечтался! Кто у нас даст их осуществлять?!

Когда все дневные «Новости» страны состоят из положений чрезвычайных, пора задуматься над происходящим. Не бывает дыма без огня, а огня без спички.

«Политическая культура человека – это то, что он думает о власти». У меня завсегда мысли одинаковые. К чему бы это?