Одним словом вся моя жизнь — борьба с собой и с соблазнами.
А они повсюду.
В общаге тихо. Недавно сдали сессию, и сразу все разъехались. Те, кто не успел, должны были праздновать, но что-то такая тишина на нашем этаже стояла, что даже подозрительно.
— Рон! — зовут меня и следом свистят.
Пьяный Батон подходит ко мне, когда я уже собираюсь дверь в комнату открыть. Глаза у него стеклянные, блестят. Морда красная и довольная. — У нас Мирошкина, не хочешь? Макс за гондонами побежал.
— Одна на всех? — усмехаюсь и прислушиваюсь.
— Нет, ещё Чукча есть, но её твои утащили и нас не пускают.
Мои – это те, кто перешёл на четвёртый курс, Батон только на третий собрался.
— На хрен, — я открыл дверь и тут же закрыл перед носом Батона, которому вдруг захотелось пообщаться.
И так на работе задолбал. Батон с электрикой дружит, устроился в мою мастерскую, точнее, я слово за него замолвил. Вон какой благодарный, даже пригласил на публичную девку.
У нас с Фимой уютная семейная идиллия. На окне занавески моей бабушки, у двери её коврик. Холодильник б/у купили. Фима стол и стулья сообразил. Две койки и два письменных стола. Чистота, как у мальчиков-зайчиков в приличном обществе. Шкаф тоже ремонтировать пришлось, он забит не только шмотками и постельным бельём, там ещё Клёпкины учебники стопками.
Сам Серафим сидит за письменным столом у жёлтой лампы. Комп отключён, что-то чертит. В одной и той же рубахе три года. Он вырос с тех пор, как приехал сюда, в плечах раздался. Хрен ли, я голодать не привык. Одежда ему откровенно мала.
— Здоров, — я снял кроссовки и поморщился. Вонь адская. Нужно было кроссы высушить и носки постирать. И вообще вымыться.
Вдруг Люба напишет.
Я заглядываю в заварочный чайник. Он у нас железный, покорёженный чутка, это я харю одному мудаку нашим чайником разбил. Он, сука, и выправлял мне чайник, и три пачки рассыпчатого цейлонского в подарок отдал. Это чтоб никто не говорил, что мы с Клёпой любовники. А то развели слухов. Я быстро рты заткнул.
— Привет, Рон, — жалобно протягивает Клёпа.
— Скажи, чем вонь из обуви вывести?
— Присыпка есть специальная, в аптеке продаётся.
— Что грустный такой? — я открываю скрипучие дверцы шкафа, ковыряюсь в куче вещей, ища чистое бельё.
— У меня был секс.
— И как? — ржу-не-могу.
— Не понравилось, — вздыхает Клёпа. — Обстановка, видимо, не та.
— Хуёво ты свою половую жизнь начал, — продолжаю смеяться. — С оргии.
— Да, — соглашается Клёпа. — Думаю, ещё сходить что ли…
— Сука, — я в покат от этого секс-символа. Хватаю свои вещи и в одних спортивках иду в душ. У входа забираю грязные носки, вступаю в резиновые шлёпки.
Иду деловой в самый конец коридора. Как боксёр на ринг. Смотрю в свой телефон. В экран упираюсь взглядом. Шарю по соцсети. Её страница всё так же закрыта. Моя заявка не одобрена за три года.
Заглядываю к Леське, у той всё более прозрачно. Но неинтересно, с их тройничком, вообще, связываться не хочу.
Пацаны с потока курят у туалета в открытое окно. Смеются. Я их злым взглядом одариваю и захожу в душевую.
В душевой три кабинки. Кто-то моется. Я быстро скидываю одежду и прохожу дальше.
Клубится пар от горячей воды. В первой от двери в раздевалку кабинке стоит под душевой лейкой голая девка с чёрными волосами.
Она поворачивается и блядски улыбается мне.
Это Чукча. Девка с азиатской внешностью. Вот настолько симпатичная, насколько паскудная. Недаром её старший курс утащил: есть на что посмотреть.
Большие раскосые глаза с нездоровым гипнотическим блеском. Очень аккуратный носик и рабочий рот. Грудь небольшая, но завлекательная. Выбрито между ног. Фигура потрясающая. И главное, кожа чистейшая. Вроде вымылась, вроде без косметики, а как есть — красавица.