. Отдельные примеры, приводимые Мисль-Рустемом, свидетельствуют, что полковник также стремился поддерживать личный авторитет, офицерское достоинство и престиж пославшей его державы, как он их понимал, и при персидском дворе. Так, «русский полковник Ч., – писал свидетель, – был тоже однажды приглашён на священный салам в ночь Навруза, но ему поставили условием, чтобы он при входе в зал, где был назначен салам, снял сапоги. Полковник ответил, что он отказывается от чести лицезреть шаха на саламе, так как его ноги в носках, без сапог, не совместимы с русским парадным мундиром. Наиб ос-Солтане очень хотелось, чтобы полковник присутствовал, так как шах был всегда недоволен, если отсутствовали русские и всегда спрашивал; поэтому Наиб ос-Солтане упросил полковника всё-таки быть, но одеть не сапоги, а кавказские чевяки: они, дескать, без подошв, значит не сапоги, но за чулки сойдут, что Ч. и исполнил, – оказалось, что и овцы целы, и волки сыты, то есть, вышло и по-персидски, и по-русски»[581]. В другом случае персидский министр юстиции «предлагал русскому полковнику наказать по пяткам палками одного “сергенка” (сарханга – О. Г.) (персидского полковника)[582], заведующего конюшнями, за то, что тот не позволил полковнику взять для батареи лучших лошадей, хотя последний имел на это разрешение шаха[583]. Только благодаря заступничеству русского полковника бедный сергенк не отведал обычных палок»[584]. Следует также заметить, что в глазах шаха и опосредованно – военного министра Заведующий имел большой вес[585]. «Я был свидетелем, – писал Мисль-Рустем, – как на одном учении русский полковник Ч. пожаловался военному министру на одного пехотного “явера” – майора, за то, что он занял плац, где должна была производить учения кавалерия, и не ушёл по его требованию; и вот Наиб ос-Солтане, подъехал к этому “яверу”, командовавшему батальоном, вызвал его вперёд и приказал одному феррашу (слуге, исполнявшему полицейские функции – О. Г.) взять его себе на спину, а другим феррашам отпустить изрядное число палок (распространенное в Персии наказание палками по пяткам – О. Г.), после чего прогнал его из батальона; но через полчаса по просьбе русского же полковника, приказал ему вновь командовать батальоном»[586]. Здесь проявился и дипломатический такт П. В. Чарковского, не пожелавшего обострять ситуацию и наживать себе врага.

Не вызывает сомнения и компетентность полковника: он много сделал для обустройства ПКБ, разработал «Руководство по обучению казачьей конной артиллерии», переведенное на фарси и изданное в Тегеране в 1885 г.[587] Иностранные наблюдатели отмечали, что «влияние командированных русских офицеров продолжает оставаться заметным»[588]. Со стороны бригада действительно производила впечатление. Английский врач Уильс писал: «3 года тому назад (русский перевод был издан в 1887 г. – О.Г.) шах имел 3 “казачьих” полка, получавших правильное жалование, при которых состояли инструкторами европейцы. Мне не приходилось видеть более красивого состава солдат и лошадей»[589]. Интересно и мнение указанного автора относительно места ПКБ во внешней политике России и англо-российском соперничестве. Сетуя на слабость Англии в Персии, Уильс отмечал силу русского влияния, значительно его преувеличивая. «Англия в глазах персиян, – замечал он, – есть пустой звук, а Россия – сила, перед которой нужно преклоняться и трепетать»[590]. Особо акцентируя внимание на возможностях персидской армии, англичанин считал, что в случае англо-русского столкновения в Азии «она может нам дать солдат… нуждающихся лишь в умелом руководстве, чтобы превратиться в грозную армию». «Разве русские офицеры, – вопрошал он, – не сформировали и не обучили 3-х “казачьих” полков под самым носом нашего представителя в Тегеране? Прежде бывало мы посылали в персидскую армию своих инструкторов; так же поступали и австрийцы. А теперь русские инструкторы и русское влияние совершенно нас вытеснили и уронили наш престиж»