То же касалось и артиллерии. «За 1883 по 1898 г., – сообщал в 1898 г. посланнику новый командир ПКБ В. А. Косоговский, – Персидская “казачья” батарея (к тому времени она насчитывала уже 8 орудий – О. Г.) за невозможностью пополнения выпускаемых снарядов, не производила почти вовсе стрельбы боевыми снарядами, лишь время от времени выпуская несколько гранат на потеху шаха. Следствием этого является то, что, будучи хорошо обучены в строевом отношении и действию при орудиях, офицеры и прислуга в сущности не имеют понятия о стрельбе боевыми снарядами»[559].

Привилегированным положение ПКБ также было лишь отчасти. Заключалось оно в том, что обучали «казаков» русские инструкторы, находилась бригада под патронажем российской дипмиссии и жалование в ней платили регулярно в сравнении с другими частями персидской армии. К тому же, как отмечал Мисль-Рустем, «все полки персидской кавалерии, за исключением трёх в городе Тегеране, обучаемых русскими инструкторами, т. е. Казачьей персидской бригады, живут по домам, никогда не производят учений и собираются только на смотр шаха, по его требованию, что случается раз в год, а то и реже»[560]. В остальном же ПКБ являлась составной частью иранских вооруженных сил, на которую распространялось большинство их правил и недостатков. Бригада являлась также частью тегеранского гарнизона[561]. Вопреки расхожему убеждению[562], она не была ни личным конвоем, ни гвардией шаха. Конвойные функции исполняли только «казаки» из гвардейского эскадрона, сопровождавшие шаха в поездках по стране в составе других частей. Например, в 1883 г. при поездке в Мешхед на поклонение (здесь находилась и находится гробница имама Резы) персидский правитель взял с собой два полка пехоты, 100 человек из ПКБ, две батареи (на верблюдах и мулах), до 6000 иррегулярной кавалерии[563]. И при Насреддин-шахе, и при наследовавшем ему Мозаффарэддин-шахе «гвардией» и личными частями, охранявшими персидского правителя, были гулямы[564], а телохранителями – воины из племени Каджаров[565]. «Гулямы сопровождают шаха в поездках каждый раз, как он выезжает из дворца. Затем, имеется ещё при дворце шаха всегда до 50 человек каджарцев, т. е. из племени каджаров, откуда происхождением и сам шах; они держат только караул у комнаты шаха, как самый благонадёжный для него народ»[566].

Как уже отмечалось, в распоряжении бригады находились казармы, конюшни, кладовые для фуража и другие хозяйственные и жилые помещения. Однако наблюдавший их изнутри Мисль-Рустем сообщал, что часть имеющегося была отделана на показ приезжающим высшим лицам, а основные постройки не обновлялись и постепенно приходили в упадок[567]. Так, упоминавшаяся дежурная комната «открывалась только для какого-нибудь приёма или для русских инструкторов, а остальное время была заперта, так как персы живо её изгадили бы. Это была, так сказать, дежурная комната на показ приезжим. Настоящие же караульные комнаты были маленькие, без мебели, весьма грязные и закоптелые… и находились под воротами»[568].

Еще одним негативным явлением, которое «захлестнуло» ПКБ, был переизбыток офицеров. Дело в том, что в чинопроизводстве командир бригады не был самостоятелен и не мог его регулировать. Будучи частью персидских вооруженных сил, ПКБ подпадала и под их практику формирования командного корпуса. «На качество офицеров здесь также не обращено внимания, – писал М. Алиханов-Аварский. – их производит не только военный министр за плату, но и сам командир бригады без особого разбора»[569]. Помимо этого, как отмечалось выше, в офицеры за подношения производил и сам шах. В персидской армии существовало неписанное правило, согласно которому все чины от наиба (подпоручика) до султана (капитана) жаловались командиром фоуджа, от султана до сартипа (генерала) – военным министром, а сартипом становились лишь по повелению шаха