Ситуация для меня щекотливая. С одной стороны, не хочу быть на месте Коршунова, и буду противиться. С другой стороны, я коммунист и не вправе отказываться от любого партийного поручения, а назначение на руководящую партийную должность так и рассматривалось. Дисциплина есть дисциплина и выполнение партийного решения моя, как коммуниста, важнейшая обязанность.

Как быть? Нужен выход и такой, при котором бы сохранил лицо. Без каких-то потерь не обойтись. Согласен на все, но не на попрание моих принципов. И пойду до конца, вплоть до увольнения из редакции, если райком все-таки будет настаивать. Так для себя решил.

Счастливый случай1 мне помог выпутаться.

На редакционной планерке редактор обмолвился: прибыла, мол, комиссия из обкома КПСС и изучает деятельность школ района. Пропустил мимо ушей информацию: меня не касается; мало ли какие комиссии приедут, мне-то что с того? Как приехали, так и уедут. И забыл напрочь.

На другой день иду по коридору первого этажа райкома КПСС, поравнялся с лестничным маршем, ведущим на второй этаж, и тут слышу женский, наполненный эмоциями, крик сверху.

– Геночка, ты ли это?!

Так кричать и в стенах райкома?! Кто это может быть? Поднимаю вверх глаза. Никого не вижу, но слышу цокот женских каблучков. Из-за поворота появляется… Сияющая Людмила Белоусова (напоминаю: Людмила Григорьевна Глущенко, она же в девичестве Белоусова, на ту пору работала уже инструктором отдела школ и вузов Свердловского обкома КПСС). Чуть ли не бегом преодолевает ступени, бросается мне на грудь.

– Как рада, что вижу тебя! – Потом немного отстраняется, пытливо заглядывает мне в глаза. – Позволь, а что тут делаешь?

– Работаю…

– Где? Кем? – Торопясь спросить, она прерывает меня.

– В районной газете… Заведующий отделом писем.

– Ну, ты молодец! Поздравляю! – Она хлопает меня по плечу. – Решил пойти все же в журналистику?

Иронично ответил:

– А в других сферах меня не ждут. – Вижу, что в коридорах райкома началось странное оживление: из кабинета в кабинет зашмыгали инструкторы, бросая удивленные, смешанные со страхом, взгляды на нас.

Людмилу, вижу, ничто не смущает. Громко хохочет, прижимается ко мне и говорит:

– Ну, ты, брат, по-прежнему, в своем репертуаре… Не меняешься… Продолжаешь иронизировать.

– А ты? Изменилась, что ли? Ничуть не убавилось юношеского задора и… эмоций столько, что на десятерых хватит.

– Не хочу стареть, Геночка, не хочу, несмотря на годы.

И тут озаряет: «Не из состава ли она той самой обкомовской комиссии?» Осторожно интересуюсь:

– Людмила Григорьевна, а тебя, каким ветром занесло в Верхотурье?

– Попутным, Геночка, попутным. Не слышал разве, что в районе работает комиссия обкома?

– Слышал… краем уха… Значит, в составе?..

Белоусова по-прежнему громко хохочет:

– Бери выше: председатель комиссии. – Снова хлопает по плечу и укоризненно замечает. – Все такой же: не слишком любопытный. В таких городках все и всё знают, и лишь ты в полном неведении. – Людмила Григорьевна смотрит на часы. – Надо бы встретиться вечерком и поговорить. Согласись, нам есть что вспомнить… Столько лет не виделись2.

– Извини, Людмила Григорьевна… Я первым должен был предложить…

– От тебя дождешься!

Пригласил Белоусову к себе домой в любой удобный для нее вечер. Она приглашение приняла. И на другой день принимал гостью у себя. На столе – мои фирменные салаты и собственноручно изготовленные пельмени. Само собой, водочка. Почему водочка? По прежним временам знал, что коньяки гостья не любит и отдает предпочтение этому напитку. Часов до двенадцати ночи просидели за откровенными разговорами. Она рассказала о себе. Не хотел обременять женщину своими проблемами, но она стала пытать. Очевидно, почуяла, что нуждаюсь в поддержке. И… раскололся. В частности, поделился создавшейся критической ситуацией по части будущего, о коем печется райком.