На занятие Олег пошёл уже через полчаса. За ним ушёл и Ярослав, сославшись на какие-то свои дела. Саша тоже поднялся на ноги, вздохнул, предвкушая день дома с младшей сестрой, которая сегодня явно была не в духе. Но вдруг за ним увязалась Злата. Она спросила, могут ли они пойти вместе – всё равно в одну сторону – и, не дожидаясь ответа, пошла прочь с поляны.

Они шли мимо школы, когда Злата заговорила об обряде огненных колдунов.

– Кстати, ты знаешь, что вчера они всё-таки определились?

– Нет, – осторожно отозвался Саша. Он правда ничего не знал, но думал об обряде постоянно. Его не так заботили найдёныш Сухопёрышкина и угроза празднику, как то, кто будет проводить главную его часть.

– А они определились. И я порасспрашивала папу. Не то чтобы он сильно что-то скрывал, просто…

 Злата сознательно тянула время, и Саша, поняв это, остановился. Он ждал. Он вдыхал глубоко и долго не выдыхал, пытаясь успокоить клокочущую в животе преждевременную радость. Саше казалось, что он уже слышит свою фамилию, видит, как шевелятся губы Златы, когда она её произносит.

Злата встала напротив и тоже ждала. Её окутал жар Сашиного колдовства, его неспокойные лавовые волны. Она чувствовала волнение, она видела, как он побледнел, какими большими нетерпеливыми глазами смотрит на неё. Смотрит так жадно, будто одно её слово станет для него спасением от любых невзгод и болезней. Он ждёт и почти не дышит. Он зависит от её слова. И осознание силы, и понимание того, что она, Злата, сделает его самым счастливым человеком в этом мире, заставляет её сердце подпрыгивать в горле.

– Ты! Ну конечно ты! Ты будешь проводить обряд!

Злата приготовилась, протянула руки, ждала, что её тут же сгребут в охапку и заобнимают до смерти. Но Саша не шелохнулся.

– Я?

– Ты.

Злата испугалась, опустила руки, сделала шаг назад.

– Ты, ты, ты! Что такое? Ты же так этого хотел. Теперь…

И в следующую секунду Саша прижал Злату к себе. Он обнимал её, гладил по мягким волосам и ничего не говорил. Она улыбалась, обвив руками его талию, и слушала, как гулко и часто стучит его сердце.

***

 Воды Серебрянки приветливо поблёскивали на солнце, и Ярослав, сидя на песке, жмурясь, наслаждался переливами и силой, в которой его щедро купала река. Она понравилась ему сразу, стоило прийти однажды утром, когда солнце едва-едва поднялось над горизонтом. Она текла серым металлом с белыми отблесками, спокойная, тихая, не сравнимая с бушующим опасным морем на его родине. Море было ближе Ярославу. Он вырос рядом с бесконечной водной гладью и штормами. Но эта река. Река, рядом с которой росла его бабушка, где долгие годы жила после свадьбы с дедом, где узнала, что у неё родится ребёнок – его отец. Когда приехал Ярослав, Серебрянка словно приняла его в свою семью. Рядом с ней он чувствовал, будто вернулся в старый дом, который столетиями принадлежал его семье. Он чувствовал родство с этой рекой, с посёлком, с людьми, которые здесь жили. Даже если эти люди не признавали в нём своего.

Плеск воды. Ярослав рывком поднялся и быстрым шагом поспешил к части пляжа, укрывшейся под ветками древней, разросшейся ивы. За ней начинался маленький островок с чистым песком, окруженный камышами и высокой травой. Там стоял большой камень. К нему Ярослав, опустившись на корточки, прислонился спиной. Прогретая солнцем твёрдая неровная поверхность приятно грела кожу.

Из воды показалась сначала макушка, потом длинные чёрные волосы с запутавшейся в них ряской, потом, когда волосы были откинуты в сторону, лицо. Молодое, но слишком уж бледное лицо, шея с голубыми следами чьих-то пальцев, часть груди, выглядывающая из воды. Белая кожа собирала все оттенки окружающего мира – серо-зелёная вода, салатовая трава и кувшинки, жёлтая ряска, прибившаяся к берегу. Девушка казалась искусственной куклой, фарфоровой фигурой, зачем-то погруженной в воду на поселковом пляже. И только глаза, неестественно яркие, но живые, медовые, даже ласковые глаза отличали её от игрушки. Глаза, встречи с которыми Ярослав старательно избегал.