– Этот паршивец чуть не занял твоё место в обряде, – заговорила мама с плохо скрываемым презрением. – Никто бы с ним так не носился, если бы не Солнцев и Василиса Александровна. Бабушкин внучок!

– Ты говорила, он сильный колдун.

– Ты не слабее его. Посмотрела бы я на него, не будь у него такой бабушки. У неё в общине особое место, её все уважают. Её слово сильнее моего слова. Представляешь? Я не отрицаю, что она великая и очень опытная колдунья, но кто из нас старейшина, в конце концов?

Мама сделала большой глоток, но тут же почти уронила кружку на стол. На выпученные глаза накатились слёзы.

Марина налила стакан воды.

– Не надо, – мама несколько раз махнула на стакан. – Обожглась, вот и всё.

– Осторожно!.. Мы поговорили с Ярославом немного, пока шли до дома, – он показался нормальным.

– Знаешь уже, какие слухи о нём ходят?

Марина неопределённо покачала головой.

– Он нечисть, Маринчик, – мама на секунду выгнула брови дугами: «да, вот так вот». – Нечисть. А ты думаешь, откуда у него такая сила?

– Сильные колдуны не редкость, – Марина пожала плечами, быстро забрала у мамы пустую кружку и отвернулась к раковине. – Ты тоже сильная колдунья, хотя человек.

– Сильный колдун сильному колдуну рознь. Так что мой тебе совет: не связывайся с Корольком. Лучше занимайся, готовься к обряду. Я думаю, тебе нужно добавить ещё вечерние уроки. Давай сегодня пойдём к Серебрянке вместе, покажу пару уловок.

– Но я уже занималась сегодня.

– И что? – в голосе звучало искреннее недоумение. – Это же твой первый обряд. Всё должно быть идеально. Это важное событие в жизни каждого колдуна, да?

– Да. Но я уверена в своих силах. Я точно сделаю всё правильно.

– Да что ты говоришь? А не рано нос задрала?

– Нет…

– Когда люди так говорят, в итоге у них ничего не получается.

– Мам…

– Нет, я тебя не заставляю. Просто даю совет, как более опытная колдунья.

– Это значит: «Даю совет, к которому ты обязана прислушаться?» – уточнила Марина. Мнимо предоставленный выбор злил больше, чем уверенность матери в беспомощности дочери. Марина чувствовала, как собственное колдовство закипает внутри, как хочет вырваться наружу неуправляемым потоком, совсем как пар из чайника десять минут назад. Но Марина сдерживалась.

– Ой, да делай ты что хочешь, – мать махнула рукой и поднялась. Уже стоя в дверях гостиной она крикнула: – Не забудь, что завтра вечером мы ставим знаки и несколько занятий у тебя пропадут.

Заголосил музыкальный канал. Марина уронила в раковину вымытую кружку. Злость кипела и кипела. Хотелось плакать, кричать и почему-то спать. В горле стоял ком, но слёзы не появлялись. Слёзы – последнее, что может позволить себе дочка старейшины. Крик тоже остался в горле – такой живой и колючий, что Марина прокашлялась. Резкие звуки, всколыхнув разложенные по полкам чувства, отдались в голове звоном. Снова накатила волна. Куда деться от злости и стыда из-за собственной слабости, Марина не знала.

В телевизоре пели о том, что выхода нет, и стало совсем невыносимо.

Марина поставила чашку на полку, пробежала в коридор так быстро, что из гостиной нельзя было её заметить, и надела босоножки. Застыла, пытаясь успокоиться – иначе в голосе будет слышно слёзы, – и крикнула:

– Я ушла на тренировку!

Не дожидаясь ответа, Марина выскользнула за дверь. Она слетела вниз по ступенькам и побежала к реке, чтобы не дать себе шанса развернуться.

***

Сухопёрышкин спал, закутавшись в плащ и уронив голову на стол. Он не шелохнулся, когда в замке провернулся ключ и дверь с тихим скрипом отворилась. Не шелохнулся, когда кто-то сквозь зубы чертыхнулся и тяжёлыми шагами прошёл по коридору. Не шелохнулся, даже когда неизвестный уронил стопку книг, которая стояла прямо на пороге кухни. Книги посыпались, задели непонятно откуда взявшуюся на полу десятилитровую кастрюлю. Крышка с оглушительным грохотом съехала на тарелки. Раздался хруст.