Я была права: она и не собиралась меня вылизывать, показывая тем самым, что я лишняя, чужая. Но я ничего и не ждала хорошего, и плачу не от этого, только от внутреннего холода. Мне очень хочется тепла, но я понимаю, что такого не будет никогда. Некому мне дарить тепло, а самка так Хи-аш и не стала, хотя требует ее так называть. На меня всем наплевать, хоть они и говорят красивые фразы о детях. Наверное, я какая-то неправильная.

Сегодня все отчего-то волнуются, собираясь у экранов. И даже меня та, которая неправильная Хи-аш, приводит, усаживая на неудобный стул. Он неудобный мне, потому что на хвосте сидеть нужно, но я ничего не говорю, ведь ее не волнует то, что мне неудобно. Поэтому я тихо сижу там, куда посадили, и жду что будет.

– Ка-энин! – на экране появляется самец, он в униформе, значит, из важных. – Случилось так, что мы встретили расу, готовую помочь нам и… принять. Это Старшие Братья, они хотят поговорить с вами, чтобы вы все решили.

А что мы должны решить, он не говорит совсем. Но тут на экране появляются они… Самец и самка, непохожие на нас. Стоящие на задних руках, эти двое, у которых нет ушей, смотрят так, что я сейчас заплачу, потому что в их глазах ласка. Та самая, которой у меня не будет никогда.

– Нет ничего важнее детей для любого Разумного, – произносит названный Старшим Братом. – И чужих детей просто не бывает.

Он вроде бы повторяет то, что я слышу каждый день, но как-то иначе это говорит, потому что от его слов становится тепло даже мне. Этот странный Старший Брат не останавливается, он смотрит, кажется, прямо на меня и говорит с такой лаской, что слезы сами бегут из глаз.

– Мы вылечим вас безо всяких условий, – очень мягко продолжает он свою наполненную теплом речь, будто согревая нас всех лучше самого теплого меха. – Но вот то, что будет затем, нам нужно решить всем вместе. Для нас, Разумных, вы дети, и прежде всего вам нужны родные, близкие, те, на кого можно опереться, кому можно поплакаться и с кем не надо стремиться становиться взрослым.

От этих слов плачу не только я. Все вокруг плачут, и это ничуть не стыдно, потому что Старший Брат угадывает мечты каждого из нас. Даже неправильная Хи-аш плачет. Она садится на пол, неожиданно обнимает меня, что-то шепчет непонятное и плачет. Наверное, ее просто назначили, а ей самой хочется Хи-аш… или даже… маму…

– Мы можем предоставить наставников и помощников, чтобы помочь вам наладить свою жизнь, – он будто ударяет меня этими словами, но затем показывает, что просто дает выбор. Честный, как будто ему действительно важно, что мы думаем. – Или же… вы можете влиться в нашу цивилизацию, обрести маму и папу, ну и мир, в котором ребенок превыше всего и никогда не будет боли. Но решение должны принять именно вы.

А на экране самка. Она совсем юная, но уже Хи-аш, я вижу. Однако говорит она не о детях – она о маме своей говорит. О той, что приняла ее, став настоящей мамой, и от этого я реву просто. Мне становится как-то очень холодно, я захлебываюсь слезами, потому что такого у меня просто не может быть. Моя неправильная Хи-аш, наверное, не сразу понимает, что со мной, а я хриплю уже, не в силах справиться с внутренней болью. Она сильно пугается, зовя на помощь, но для меня, наверное, уже поздно.

Пусть другие будут счастливы, а я ухожу к своей Хи-аш. Пусть у меня никогда такого не будет, но я просто очень сильно устала. У меня больше нет сил… И в последние мгновения своей жизни я слышу грозный сигнал, с которым уйду к моей Хи-аш. Пусть самцы ее не любили, потому что уха не было и носик порван, но она была самой лучшей, самой важной, и для нее была важна именно я, а не правила.