– Юный творец пытается пробиться, – слышу чей-то голос, только не могу понять, это самка или самец. – Только сил пока не хватает.

– Может быть, нужно помочь? – спрашивает кто-то, а марево вдруг пропадает.

Я вновь открываю глаза в кровати, среди гудящей техники и уже устающих от меня врачей. Они что-то пытаются сделать, но мне все равно. И тогда ко мне приходит наставник. Он садится рядом и просто молчит. Совсем ничего не говорит, затем только наклонившись ко мне, чтобы лизнуть. Это не вылизывание, хотя от этого жеста мне становится чуточку теплее на душе.

– Твою Хи-аш никто не заменит, малышка, – вздыхает он. – Совсем никто, и мы это знаем, но тебе нужно найти в себе силы, чтобы подняться.

– А почему вы зовете меня малышкой? – удивляюсь я, потому что я большая же уже, целых пять миул!

– Потому что сейчас ты потерявшаяся малышка, утратившая смысл жизни, – объясняет наставник, но понимаю я его не очень хорошо.

– Если бы меня не спасали, всем легче было бы, – негромко говорю я ему.

– Нельзя не спасать, потому что не может быть ничего важнее тебя, – вздыхает он, принявшись меня гладить. – Я не вылизываю тебя, – продолжает он, – потому что мне скоро… Мой срок скоро закончится, а проводить тебя второй раз через то же самое очень жестоко, Кха-ис.

Вот почему он со мной так – чтобы я не плакала через миул или два. Я понимаю, отчего он так себя ведет, но принять не могу, потому ведь мне очень грустно и больно внутри. Плакать хочется, но слез нет, а наставник рассказывает о том, как я важна для всех Ка-энин. Только вот «для всех» – значит, «ни для кого», ну мне так кажется. Я верю и не верю ему, потому что хочется же ласки и тепла, а не слов.

Но ему как-то удается меня убедить, и я соглашаюсь попробовать. Возможно, когда я закончу школу, смогу попасть на опасное производство, как Хи-аш, и тогда для меня все закончится быстрее? Мне очень хочется в это верить, можно сказать, что я обретаю такую цель в жизни. Поэтому, когда наставник уходит, я думаю о том, что однажды, в далеких местах, среди сияющих звезд, я встречу Хи-аш.

Может быть, если я заслужу, то смогу оказаться в том самом мареве, где ласковые объятия. Но день проходит за днем, я уже почти нормально хожу, когда за мной снова приходит наставник. Он укутывает меня в теплый мех, а затем ведет куда-то, только я не понимаю куда. Мы долго едем в железной «машине», а потом я вдруг вижу молодую самку, глядящую на меня как-то необычно.

– Вот, – вздыхает наставник. – Это у нас Кха-ис шестьдесят четвертая. Только не факт, что она сможет тебя принять. А ты?

– Чужих детей не бывает, – произносит самка.

Только она это как-то, как стишок в школе, произносит, а вовсе не чувствует. И ко мне не так относится, как Хи-аш. Я просто ощущаю это, только меня совершенно никто не спрашивает, поэтому я хочу дать ей шанс. Может быть, она меня вылижет? Ну вот вылижет и покажет этим, что я теперь ее. Пусть не будет того тепла, как у Хи-аш, но хотя бы не быть совсем одной. Мне так хочется, чтобы исчез этот лед внутри меня, чтобы пропала когтистая лапа, сжимающая сердце, поэтому я подаю руку этой самке. Разве я так многого хочу?

Наверное, все-таки много, потому что она просто ведет меня куда-то, спокойно и как-то очень равнодушно рассказывая о правилах. А Хи-аш обязательно сначала спрашивала, не голодна ли я, и всегда говорила ласково…

Послезавтра второй демиул восемьдесят второго миула от Катастрофы закончится, а первого дня третьего демиула мне нужно будет возвращаться в школу. Я себя по-прежнему чувствую никому не нужной, потому что самка, которая играет в Хи-аш, ко мне очень холодно относится и, кажется, хочет сделать больно, потому что я ее раздражаю. Я боюсь этого и стараюсь быть очень послушной, хотя часто плачу. А ночью я все никак не могу попасть в то самое марево.