На долю секунды ее зеленые глаза показались Алексею такими же мягкими, задумчивыми, родными. Но затем взгляд Есении резко переменился. Стал глубже, непроницаемее и холоднее. Миронов смотрел в глаза, которые знал всю жизнь и не узнавал их.

– Пустите меня к ней, – вновь попросил он у Николая.

– Еще раз повторяю, контакт ограничен.

– Это моя дочь. Я имею право…

– Не забывайте, что подписали контракт, в котором все было прописано.

Алексей стиснул зубы. Он хотел закричать, разбить стекло, забрать дочь из этого безумия. Но вместо этого он просто сделал шаг ближе, положил руку на холодную поверхность зеркала.

– Есения… я здесь. Я с тобой, – прошептал он, зная, что за толстым стеклом дочь его не услышит.

Но она медленно встала, подошла к зеркалу и остановилась напротив него. Она посмотрела на место, где была его рука, а затем на лицо. Алексей был поражен ведь это было совершенно не возможно. Толстое одностороннее зеркало, что было между ними было предназначено для наблюдения за объектом внутри комнаты, значит Есения не должна его видеть. Но она будто видела.

– Папа? – голос ее был тихим и отстраненным, – что-то не так. Со мной что-то не так. Что происходит?

Алексей почувствовал, как все внутри него превратилось в пустоту.

– Я не знаю, милая. Все будет хорошо, я обещаю.

Есения слегка наклонила голову. На ее лице появилось странное выражение похожее на ухмылку.

– Я чувствую все. Каждого из них. Слышишь? Они боятся.

Она прижала ладонь к зеркалу – точно напротив его руки.

– Не переживай, папочка. Все только начинается.

Улыбнувшись, Есения отвернулась и зашагала к кровати. Сев на край, она подняла голову к потолку и смотрела вверх не моргая.

Это очень напугало Алексея. Он начал стучать по стеклу и звать дочь. Но она никак не реагировала, а просто смотрела… смотрела… смотрела…

Не выдержав, Алексей схватил Николая за ворот белого халата и прокричал:

– Где, черт возьми, Ковалева?

Лаборант смотрел на него испуганными глазами и молчал.

– Я просто хочу с ней поговорить, – глубоко вдохнув, Алексей отпустил Николая и повторил уже спокойно, – где Евгения Валентиновна?

– Она в своем кабинете.

– Спасибо. А теперь отведи меня к ней.

Николай кивнул и направился к выходу, ведущему к лифту.

Быстро поднявшись на восьмой этаж, лифт остановился. Лаборант открыл дверь, ведущую в кабинет Ковалевой и жестом, пригласил Алексея войти.

Она сидела за своим столом и что-то читала. Заметив Николая и Алексея, она свернула документ на экране и встала.

– Алексей, здравствуй. Вижу ты уже навестил Есению. Проходи, присаживайся, – указала она на кресло на против стола и добавила, глядя на Николая, – свободен.

Николай кивнул и скрылся за дверью, которая тут же приняла вид книжной полки. Алексей смотрел с удивлением.

– Обычная голограмма, – сухо сказала Евгения, заметив его взгляд.

Миронов перевел взгляд на коллегу, которая вернулась в свое рабочее кресло и сел напротив нее.

– Итак, – вежливо, но холодно начала Ковалева, – зачем ты здесь?

– Зачем? – удивленно спросил Алексей, – А ты не догадываешься?

Евгения лишь молча смотрела на него, дожидаясь ответа. Ее взгляд был, как обычно холоден и проницателен.

– Не объяснишь, почему меня не пускают к моей дочери, ссылаясь на приказ и контракт, который якобы я подписал?

– Послушай, это все ради нее, – спокойно ответила Ковалева, – сейчас идет критический этап восстановления. Любые внешние эмоциональные раздражители могут нарушить баланс. Мы не можем рисковать.

– Эмоциональный раздражитель? – Алексей вскинул брови. – Я – ее отец!

– Именно. У вас с ней слишком сильная связь. Адаптация проходит нестабильно. Поверь, ей сейчас нужен только покой и строгое медицинское наблюдение. Не волнуйся. У нас все под контролем!