Но для коренных жителей столицы – все равно понаехавшие. Я равнодушно отношусь к высокомерию соседей. А Степа расстраивается. И в школе дети дразнят его гастарбайтером. И климат здесь прохладней. Но это единственное место, где можно затеряться, и куда не дотянутся до нас руки Эрика. Мне до сих пор страшно даже подумать, что будет, если Ларсанов нас найдет. Страшно даже представить, что я буду делать, если он отберет у меня Степу?

Сколько раз за этот месяц я просыпалась в холодном поту и долго не могла избавиться от накатывающего волнами ужаса? А дикий страх, преследующий меня по пятам?

То кажется, будто за мной следят. То хотят напасть, и тогда я сворачиваю в первый попавшийся магазин. И к нему вызываю такси. Еду по случайному адресу, а потом окольными путями возвращаюсь обратно. И трясусь вся. Безобразно трясусь, как левретка на морозе. От страха, от беспомощности своей. От глупого упрямства жить свободным человеком, а не прислугой Эрика!

“Зато когда Зорин приходил, весь твой страх улетучился”, – подсказывает мне здравый смысл.

Спокойный, надежный мужик. И на меня смотрел с интересом. Все жадно ощупывал взглядом и пытался сунуть свой нос поглубже мне в декольте.

Хотя старался и виду не подать.

А мне хотелось положить голову ему на плечо и закрыть глаза. И наконец-то вздохнуть спокойно. Такой мужчина точно защитит.

“Ну и что ты теряешься, Воскресенская?”– будто спрашивает меня Катя Димирова. Старшая дочка Александра Георгиевича и школьная подруга его жены. – Кого ждешь, Вася? Прынца на белом коне? Реальный мужик нарисовался! Давай, распусти хвост. Пусть вокруг поскачет!”

– Ой, мамочки! – холодными руками прикрываю горящие щеки. Борис Николаевич мне понравился. Красивый мужчина. Несмотря на строгий взгляд и хмурые брови, красивый. А когда улыбается Степке, так невольно с Эриком сравниваю. У того никогда не хватало времени для сына. Зато всегда находилось на придирки и тычки.

И Степа к Зорину сразу потянулся. Наш сосед его обаял. Хотя ход обычный. Путь к сердцу матери лежит через ее ребенка.

“А путь к сердцу мужчины лежит через его желудок! Вари борщ, Воскресенская! – словно наяву слышатся в ушах вопли обеих моих Димировых. – И зови мужика на обед”.

– А это мысль! – перехожу в ванную и улыбаюсь собственному отражению в зеркале. Сварю самый настоящий борщ, как варят его у нас на Юге. С болгарским перцем и старым салом, толченым с чесноком и укропом. С тонко нарезанной, будто кружево, капустой и сладкой томатной пастой.

Ух!

Зорин точно не устоит.

Завтра куплю все с утра. На рынок смотаюсь.

Рассматриваю себя в зеркале внимательно. Распустив волосы, кручу головой. И со смехом наблюдаю, как мои светлые пряди разлетаются в разные стороны.

– Фу-у-х, – перевожу дух от лихого танца и, собрав волосы в дульку, стаскиваю с себя дурацкую майку и домашние брючки. Становлюсь под теплые струи душа и закрываю глаза.

Хорошо-то как, господи! Наверное, впервые с момента побега я чувствую себя в безопасности.

Набрав в ладошку гель – мед, абрикос и цитрусовые – хорошенько растираю его в руках и намыливаю тело. Веду по упругой груди, по бокам, спускаюсь к внутренней поверхности бедер и низу живота и неожиданно представляю рядом соседа.

– Ой, нет! Только не это! – наскоро смываю гель. – Еще рано! Очень рано!

Месяц прошел, как я ушла от мужа. Нельзя так скоропалительно заводить новые отношения. Все психологи об этом пишут. Не торопитесь. Оглядитесь.

«Но классные свободные мужики на дороге не валяются», – предупреждает меня воображаемая Катя Димирова.

«Борису где-то лет тридцать пять – тридцать восемь», – размышляю, вытираясь. – Если до этого времени он прожил один, значит, жениться не собирается». – Натягиваю пижаму. И сладко тянусь.