–Отчего не подбросить,– добродушно произнес водитель,– я, как раз, домой собираюсь. Давай, я твоего огольца подсажу. Ишь в гипсе, герой. Все никак не нахулиганится.

–Это он споткнулся,– попыталась Клавдия оправдать сына.

–Они все в этом возрасте на ровном месте спотыкаются,– пробурчал Иван Савельевич,– хулиганить меньше надо.

Клава, зная нудный характер соседа, не стала возражать, а с тревогой посмотрела на сына, боясь, что тот начнет плакать и рассказывать небылицы про Любку. Но Вовка смотрел на дорогу и думал о том, как отомстит Любке, когда у него заживет нога.

Водитель затормозил у Клавиного дома и внимательно посмотрел на пассажиров.

–Я сейчас,– понимающе засуетилась Клава,– дотащу парня до дома и принесу.

Иван Савельевич важно кивнул головой, вышел из кабины, помог вылезти Вовке, полуобнял его и направился к крыльцу.

–Ой, больно,– вскрикнул Вовка.

–Не ной!– оборвал его причитания мужчина,– прыгай на здоровой ноге и не скули. На фронте без ноги человек до своих добирался, а ты пять шагов не можешь проскакать.

Вовка хмыкнул носом и послушно поскакал рядом с водителем.

–Это другое дело,– одобрил Иван Савельевич, поднимаясь вместе с ним на крыльцо,– сопли вытри и скачи в хату.

Клава, вбежав раньше них в избу, уже шла им навстречу с бутылкой самогона.

–Спасибо вам, Савельич,– нараспев произнесла она, протягивая ему бутылку из-под лимонада.

Он взял бутылку, благодарно кивнул головой и пошел к машине. Клава вошла в комнату, посадила Вовку на старый продавленный диван, покрытый ватным одеялом, и повернулась к Любке.

–Все из-за тебя, холера!– крикнула она

–А я то причем?– испугавшись, что мать знает из-за чего Вовка сломал ногу, запинающимся языком спросила Любка и на всякий случай подошла ближе к двери.

–Не могла раньше плохую ступеньку заменить? Так и я могла бы с нее скопытиться.

–Если бы он на нее не прыгнул,– сразу же успокоилась Любка,– ее бы и сейчас не нужно было менять.

–Что за человек?– взорвалась Клава,– ей слово, а она сто в ответ. Ладно, смотри за ним. Снова чего-нибудь не натвори. Я пока в сельпо сбегаю.

Она схватила клеенчатую сумку и стремительно скрылась за дверью. Через некоторое время в дверях показалась вихрастая голова Коськи.

–Здрастье вам,– поприветствовал он, входя в комнату,– мамка сказала, что ты ногу сломал, а фрицевка тебе наколдовала. Она видела, как ты за ней бежал и свалился.

–Заткнись, дурак!– заорала на него Любка.– Советский пионер такую чушь порешь.

–Ты, фрицевка, сама заткнись,– приосанился Коська,– все знают, что ты оборотень. Все за девками бегают, ничего с ними не случается, а с тобой всегда жди беды.

–Так ты ко мне не суйся, а то я тебе такое устрою, что тебя родная мать не узнает.

–Ты, фрицевка фашистская,– хрипло выкрикнул Коська,– что ты мне сделаешь? Это я тебе, знаешь, что сделаю?

Он шагнул к ней и задрал подол ее юбки. Вовка злорадно захохотал.

–Любка, Любка,– задыхаясь от нахлынувшего на него поэтического чувства, взвыл он,– потеряла юбку. А под ней трусы в горошек потеряет скоро тоже.

Вовка залился хохотом, он смеялся с подвыванием. Из глаз катились крупные слезы. Вовка размазывал их по лицу, одновременно хлюпая носом, чтобы удержать рвавшиеся оттуда сопли. Любку не столько разозлила глупая песня, сколько истерический смех брата.

–Ах, так,– зловеще произнесла она, и, бросившись к печке, схватила всегда стоявшую около нее кочергу. Она сделала шаг к Коське и, размахнувшись, с силой опустила ее перед собой. Коська, сразу же поняв, что она не шутит, рванулся к двери и закричал с порога:

–Фрицевка, фашистка, оборотень! Убить меня хотела! Сразу же видно, кто твой отец.