Глава пятая.

В больнице Вовке сделали рентген и наложили гипс. Мальчишка ныл и охал, размазывая по щекам слезы и сопли.

–Не зуди!– прикрикнула на него молодая врачиха,– ишь, рассопливился солдат, защитник отечества. Месяц походишь в гипсе. В следующий раз осторожнее будешь.

–Это все Любка,– не унимался мальчишка.

–Девчонка тебе ногу сломала?– удивилась врач.

–Нет, я за ней погнался, а ступенька обломалась,– немного успокоившись, пояснил Вовка.

–А-а,– понимающе хмыкнула врач,– не рановато ли ты стал за девочками бегать?

Вовка тупо заморгал глазами, не понимая, что от него хотят. Потом хлюпнул носом и выкрикнул с яростью:

–Она не девочка, а оборотень! Ее убить надо! Она фашистка. Всех фашистов убить надо! Они моего папу убили.

–Ладно, ладно, упокойся,– завязывая поддерживающий бинт, произнесла врач,– с чего ты решил, что она фашистка?

–Потому что ее отец немец.

–Не все немцы фашисты,– попыталась вразумить его врач,– были и те, что воевали на нашей стороне. Соседская девочка не виновата, что ее отец немец.

–Она не соседская, а моя сестра,– пояснил Вовка.

–Тем более,– спокойно произнесла врач, делая пометки в истории болезни,– нельзя драться с девочками, а тем более с сестрой. Все-таки родная кровь.

–Нет,– возразил мальчишка,– я Афанасьев, а она фрицевка. Мы, когда в войнушку играем, всех фрицев убиваем.

–Как ты будешь домой добираться?– прервала его разглагольствования врач,– никто за тобой не пришел?

–Не знаю,– заплакал Вовка,– как я на одной ноге буду домой добираться?

Врач внимательно посмотрела на плачущего пациента, раздумывая, какое принять решение.

–В стационаре все переполнено,– пробормотала она,– да и нечего тебе там делать. Давай-ка, посиди пока в коридоре. Потом чего-нибудь придумаем.

Она встала, тяжело вздохнула, полуобняла мальчика за плечи, помогая ему встать. Они сделали вместе несколько шагов. Дверь в кабинет с грохотом распахнулась, и в комнату вбежала Клава. Увидев загипсованную ногу сына, она рванулась к нему и прижала его к груди, оттолкнув врача.

–Вы его мать?– сердито спросила доктор.

–Да,– наконец, опомнившись, залепетала Клава,– мне соседка сказала, что Вовочка ножку сломал. Она его вам доставила. У него перелом? Это очень серьезно? Простите, доктор, я совсем сошла с ума от горя.

–Ничего особенного,– пожала плечами врач,– обычные мальчишеские дела. Носятся, сломя голову, а потом ремонтируй им ноги. Ладно, мамочка, забирайте домой свое чадо. Через десять дней привезите на рентген, посмотрю, как срослась кость. Все, до свидания, у меня на очереди следующий пациент.

Клава взвалила Вовку на спину и понесла к выходу. Мальчишка сморщил лицо, собираясь заплакать, но доктор строго взглянула на него и сердито произнесла:

–А ну-ка слезь с матери! Ничего особенного. Обопрись на нее и скачи на здоровой ноге. А вы, мамочка, не таскайте его на себе, а то надорветесь, и потом мне с вами придется возиться.

–Своя ноша не тянет,– хрипя и задыхаясь от тяжести, выдавила из себя Клава, и, с трудом переступая, вышла в коридор.

Они долго сидели на скамейке около поликлиники, дожидаясь попутной машины.

–Я есть хочу,– капризно заныл Вовка,– я с утра ничего не ел.

–Потерпи,– попросила его Клавдия,– я знаю, как тебе больно, но может кто-нибудь остановится и подбросит нас до дома.

Вовка заплакал от собственной к себе жалости, Клавдия крепко прижала его к себе, с тоской и мольбой глядя на дорогу. Проезжавшая мимо них полуторка внезапно остановилась, и из кабины высунулась лысая голова Клавкиного соседа.

–Чего здесь караулите?– спросил он,– с пацаном чего-нибудь7

–Так ногу сломал, Иван Савельевич,– почтительно произнесла Клав,– может, нас до дому подбросите?