–Так это со вчерашнего,– возразил водитель,– лечился я. Совсем простуда замучила.

–Да она у тебя с тех пор, как мы с тобой познакомились, не проходила,– усмехнулась баба Лукерья,– как тебя только жена терпит. Вон руки дрожат. Смотри руль не вырони, а то потом опять сказки про оборотня начнутся.

Иван Савельевич обиженно хмыкнул, но возражать не стал. Когда машина подъехала к Клавиному дому, Лукерья высунулась из кабины и крикнула:

–Клавка! Принимай гостей! Дочь приехала.

Клава подошла к окну, чуть приподняла занавеску и снова отошла к печке. Поняв, что Клава не выйдет на крыльцо, Лукерья открыла дверь кабины и смущенно сказала:

–Иди, девонька. Мать, поди, шибко занята. Ты уж сама как-нибудь.

–Спасибо, баба Лукерья,– поблагодарила Любка,– не любит меня мама, она Вовку любит.

–Бог с тобой,– зашептала Лукерья,– как это может быть, чтобы мать дочку не любила? Дочь в доме первая помощница.

–Помощница-то я первая,– грустно подтвердила девочка,– а любит она Вовку.

–Бог вам судья,– горестно развела руками баба Лукерья и направилась к своей покосившейся избе.

–Спасибо и вам, Иван Савельевич,– хмуро произнесла Любка и взошла на крыльцо.

–Спасибо в стакане не булькает,– буркнул водитель и включил двигатель.

Любка с опаской переступила порог родного дома, медленно прошла темные сени, зачерпнула ковшом воду, сделала несколько глотков и, услышав какой-то звук, оглянулась. К ней в темноте крался Вовка, чтобы поддать ей по руке, в надежде, что она вся обольется водой.

–А-а фрицевка к нам пожаловала,– с разочарованием, вызванным тем, что у него сорвалась такая шалость, произнес он,– а мы тебя заждались. Все гадают, кого ты следующего загонишь под машину или под поезд.

–Смотри, как бы ты ни оказался следующим,– тихим шепотом, чтобы не слышала мать, произнесла она,– а то ты мне слишком надоел, братец.

Вовка хотел ей подзатыльник, но наткнувшись на ее ненавидящий взгляд, повернулся к ней спиной и, громко стуча загипсованной ногой, пошел на кухню. Любка медленно пошла следом и остановилась у входа, прислонившись к стене.

–Есть будешь?– не оборачиваясь, спросила Клава, громыхая чугунком с картошкой в мундире.

–Хочу,– проглотив слюну, ответила Любка.

–Не успела домой прийти, уже жрать она хочет,– сварливо произнесла Клава,– мой руки и садись. Мне с тобой поговорить надо.

–Разве доктор не говорила тебе, что надо за мной приехать?– сжавшись в комок, спросила Любка, садясь за стол. Она положила себе в тарелку несколько картофелин и очищала с них кожуру.

–А ты что за фифа такая?– грозно спросила мать,– сама приехать не могла? Вот же приехала. А мне за Вовиком ухаживать надо. Когда еще у него нога срастется.

Любка угрюмо вздохнула.

–Ты что-то мне сказать хотела,– хмуро произнесла она,– говори.

–Я все время с Вовиком дома,– жалостливо произнесла Клава,– да и здоровье мое пошаливает. Видеть стала хуже, и все такое. В общем, так: ты после школы беги на ферму. Подменишь там меня. Сено коровам подбросишь, да и доить ты тоже умеешь.

–Слабая я еще, мама,– сдерживая слезы от обиды, пробормотала дочь,– сил у меня нету.

–Ничего страшного!– обозлено крикнула Клава,– я всю жизнь на ферме кручусь. Не переломилась. И ты не переломишься. С завтрашнего дня меня заменишь, а то нам трудодни не насчитают.

–Зря ты ее туда посылаешь,– невинным голосом вступился за сестру Вовка.

–Почему это?– искренне удивилась Клава.

–Так она там все стадо сглазит,– захохотал Вовка,– они все подохнут или перестанут молоко давать.

–Заткнись, придурок!– заорала Любка. В ее звенящим от ярости голосе было столько ненависти, что мать с сыном переглянулись, и все слова застыли у них в горле.