– Да, свободно, – разрешил он.

Я устроился на лежаке, подставил спину горячему солнцу. За решёткой панели – блестящая синяя пустыня моря.

Закрыв глаза, не чувствую движения корабля. Только ветерок, ещё не утомительный.

Что вчера я надумал о Марии Магдалине? Ах, да! Они любили друг друга… Иисус в 30 лет не женатый, и Мария, бросившая ради Него мужа, а может быть и детей. Что думали те, кто симпатизировал Ему как претенденту на место царя Израиля? Иисус из рода Давида. Кому пришла идея противопоставить потомков Давида идумею Ироду, чужаку, сидящему на троне по воле римских окупантов? Скорей всего ситуация сложилась благодаря инициативе Его кузина – Иоанна Крестителя, а народ подхватил идею. И вот Сын Давидов оказался в паре с отверженной. Он не оправдал их надежд. Они ошиблись в Нём. Он добавил остроты в ситуацию – стал учить: «Суббота для человека, а не человек для субботы». Их пути разошлись: Он – на крест, а народ, ходивший за Ним толпой, рассеялся.

Поднимаю голову: за бортом синяя пустыня ослепительным солнечным хребтом упирается в лайнер.

Закрыл глаза, опустил лицо в ладони, и на этот раз передо мной из глубины – Грета.

Женщины на нашей улице сплетничали о её матери. Завистницы не могли простить ей счастья. «Немецкая подстилка!» Что муж у неё немец – не замечали. Миллеров. Всегда вся улица называла Миллерами. Забрали на фронт, оставил ей дочку – Нору. Что, разве русское имя? И дураку понятно было, кто они. А теперь немцы захватили город, офицер поселился в её доме, потому – «немецкая подстилка».

Дом был самым богатым на улице. Кирпичный. Палисадник полный махровой сирени, белой, такой ни у кого не было. В те годы сад – легко представить – ещё молодой.

Помню, Грета говорила, что отец Норы только-только получил диплом агронома, и в тот год среди яблонь устроил розовую аллею – привёз из Москвы необыкновенные сорта. Когда немцы оккупировали город, он в Москве защищал кандидатскую диссертацию. И оттуда добровольцем ушёл на фронт… А у жены на постое – офицер вражеских войск. Какая изюминка для сплетниц всей улицы!

Миллеры, они из тех, кто ещё в царские времена тут, в пригороде Харькова, построили пивоварню. Потому и район называется Новая Бавария.

Нора утверждала, что её отец Николай и Гюнтер, отец Греты, двоюродные братья.

Солнце разогрело мои чресла, и Грета и Нора стоят перед глазами, за кустом шиповника, голые, загорелые. улыбаются мне.

О, Боже! Эта неодолимая сила гормонов! Как легко и бесцеремонно она ставит себе на службу наши мозги! Память – в их власти.

Я не могу повернуться на спину – мои плавки как парус на мачте.

Нужно прогнать эти образы. Прочь наваждения! Подумать о чём-нибудь неприятном, чтобы сбросить эрекцию. Хотя бы о чём-то постороннем. Например: а где мой вчерашний знакомый?

Поднимаю голову, оглядываюсь. Вокруг всё плотно упаковано разогретыми телами.

Сажусь на лежаке, спустил ноги в проход. Передо мной мужчина, лысый и седобородый; на нём не шорты – просто обернулся мешком из-под картошки. Уставился в упор линялыми глазами; протягивает ко мне замызганную морскую фуражку.

– Окажите содействие одной загадочной русской душе, – говорит с энтузиазмом.

– Полное отсутствие ликвидности, – показываю, что всё моё состояние – только плавки. – В связи с крахом Международного валютного фонда.

Моя шутка ему понравилась: подмигнул, весело и понимающе, и двигается дальше по проходу, держа перед собой фуражку за козырёк.

Замечаю: впритык к корпусу с трубами появился подиум. Двое матросов застилают его зелёным ковралом. Некто в водорослях до пояса, в короне, с трезубцем в руке легко вспрыгнул на эту сцену.