– Со стороны моря всё выглядит по-другому, – выкрикнул боцман, глядя на нас. – Остров Счастья ожидает всех нас. Вы получите возможность в этом убедиться.

Женская грудь в бело-синие полоски заслонила от меня эстраду. Ещё одна бутылка выстрелила под ухом. Быстрые пальцы с фиолетовыми ногтями сдвинули бокалы вместе. Бутылка, захлёбываясь, выплёвывает золотистую шипучку. Я оторвал глаза от сосков, обтянутых трикотажем: глубокие ямки на щеках, пустые весёлые глаза и белые барашки парика. Игриво-доступный вид поощрял потрогать её. Перехватив взгляд, она улыбнулась понимающе.

– Только для настоящих мужчин, – приятный голос, ласковый. Поставив бутыль на стол, наградила каждого из нас стандартно-приветливой улыбкой.

Валерий, вздрогнув бровями, кивнул вслед удаляющейся попки:

– Здесь профи. Не тётки, а телокатессы.

– Тело…? И дело. Делокатессы, – поддержал я. Красотка нам понравилась: если не пощупал, то хоть поостришь на её счёт.

Игристое подступило к переносице, к глазам: эстрада отплыла в туман. Голоса, музыка… Мой сосед говорил ещё что-то о соблазнительной морячке. И всё это колебалось облаком, и оно то отодвигалось, то наплывало. Из глубины этого облака пришло ощущение сдвига, и мой собутыльник потянулся ко мне с бокалом.

– Отчалили, – крикнул он, и мы чокнулись. Жидкое золото кипело и не могло утолить жажды.

Голос, если он как бокал пузырьками, наполнен по-женски ласковыми обертонами, облепляет мой ум, я перестаю различать подробности – дама может быть крупней меня, но девичье-высокий звук ослепляет меня и электризует. Можно не знать кто с тобой, достаточно голоса… И ещё – первое прикосновение. Не дай бог хоть одно её грубое движение… Разве можно не ощутить любви, если руки, пальцы трепещут, только призывают, а не требуют или, что ещё как холодный душ – наиграно сопротивляются?!

Когда в доме Симона Христос пировал с учениками, Мария приблизилась к Нему, и дорогим миром, чистым нардом помазала Ему голову, – не говорите мне ничего, лицемеры, я знаю: они любили друг друга… Мария из Его окружения… Евангелие называет рядом с ней Марфу и Лазаря, которого Он воскресил, и как бы представляется, что Мария, которая помазала Его, это – их сестра. Но в доме, надо думать, собралась вся община. Значит Мария Магдалина тоже была здесь. Она и помазала… Хотя и неохотно, евангелисты все свидетельствуют, что Магдалина была к Нему особенно близка.

Это она, не таясь, при всей общине, ухаживает за Ним. А почему евангелисты умалчивают, что Он её любил? Не её ли Он избавил от толпы, когда собирались забить её камнями за измену мужу? Не с Ним ли она изменила?

И вот она мерещится в тельняшке… Погрузиться в прошлое и смешать с ним своё настоящее. На то и шампанское… На то и Евангелие… Золотые атомы кипят в хрустальном бокале, словно чьи-то лица, или мои юные мечты, вырываются из зеленоватой прохлады, из Иордана, и улетают в былое или будущее – мне всё равно куда лететь на воздушном шаре по имени «GRETCHEN».

На верхней палубе после завтрака на солнышке… Мужики в шортах, плавках. Я в клетчатых штанишках. Полторы тысячи пассажиров… Как мы здесь помещаемся? Женщины заполнили шезлонги как тающее мороженое кремарки.

Бассейн кипит; дети визжат; над синей водой – хлорная дымка. На корме – красное сооружение с трубами. По периметру – перила из труб и каната. Под ногами – скользкий пластик.

У решётчатого борта – лежаки из синей сетки. Свободные ещё есть.

– Можно? – спрашиваю женщину, полногрудую, в тёмно-синем купальнике с крупными маками. Она смотрит на меня, прищурив один глаз – солнце ей мешает. Ну что, берёшь? Соображает. Рядом с ней мужчина – поднял лысоватую голову. Муж.