У Глории была идеальная фигура, длинные темные, до плеч, волосы, но что привлекало больше всего, так это ее глаза – огромные светло-карие, очень красивые глаза. Когда она посмотрела на Эдика, ему показалось, что она заглянула в самое его сердце.

«Пленила ты сердце мое одним взглядом очей своих», – пришли вдруг ему на память строки из Священного Писания. У него внезапно перехватило дыхание, а сердце взволнованно забилось.

Неожиданно Глория покраснела и опустила глаза, а по молодежи, молчаливо наблюдавшей эту сцену, прошел удивленный гул. Преодолевая смущение, семинарист сказал:

– Здравствуй, Лора. Меня зовут Эдик. Я из Лауровской семинарии.

– Я узнала вас, батюшка, – не поднимая головы, ответила девушка.

«Ну, меня еще рановато так называть, но, ладно. Об этом не сейчас», – подумал он, и с чуть дрогнувшим голосом проговорил:

– Мне нужно тебе кое-что сказать. Ты не возражаешь, если мы пройдемся с тобой по… бульвару?

Она молча кивнула и, окончательно высвободив ладонь из руки оторопевшего Толика, с которым вышла из бара, подошла к Эдику. Они пошли по улице, провожаемые широко раскрытыми от удивления глазами молодежи.

«Сын Мой, у тебя трое детей. Как часто, скажи, они думают о том, как ты себя чувствуешь? Как часто они спрашивают тебя об этом?»

Сердце Осии трепетало. Голос Господа звучал ясно и благостно.

«Почему Бог задает мне такой странный вопрос?» – подумал священник.

Он постарался вспомнить, как часто, на самом деле, его дети спрашивают его о его самочувствии.

Самый старший, обычно, когда Осия приходил домой, выглядывал из своей комнаты и спокойно, почти без эмоций, говорил: «Папа, привет». После чего шел заниматься своими делами. Думая о нем, Осия улыбнулся. Они назвали сына Петр в честь апостола. С самого раннего детства он был на удивление умным и смышленым. У него были такие же большие и выразительные глаза, как у матери, но остальные черты лица он взял от отца. Вихрастый и всегда любопытный – на него невозможно было смотреть без улыбки. В четыре года Петр уже научился читать, а с пяти лет уже пошел в школу. Он всегда задавал множество самых разных вопросов, но Осия не помнил, чтобы старший сын хоть раз спросил его о его самочувствии. Иногда Осия входил в комнату и устало опускался на диван, изрядно вымотанный после вечерней службы. Сын подходил к нему, показывая какую-нибудь новую штуку, которую он сам придумал и смастерил, стараясь рассказать отцу до мелочей, как это нечто работает. При этом он требовал от отца максимум внимания, но ни разу, насколько Осия помнил, Петя не обращал внимания, что отец устал.

Дочь… ее они назвали Машей. Когда Осия приходил домой, она всегда радостно выбегала навстречу с распростертыми объятиями и прыгала ему на шею. Она целовала его и сразу начинала рассказывать все новости дня, тараторя без умолку. Как только отец садился на диван, она взбиралась к нему на колени, продолжая щебетать ему обо всем на свете: что она слышала от матери, что ей приснилось, что случилось в детском саду, и т.д. Глаза у нее тоже были большие, как у Глории, но формой и цветом как у отца. Волосы прямые, а нос слегка курносый. Будучи девочкой, Маша была очень аккуратной и обожала причесывать длинные волосы Осии, но он так и не вспомнил, чтобы она хоть раз справилась о его самочувствии, хотя она была не менее любопытной, чем Петр, и очень любила отца.

Самый младший, Павлушка, всегда встречал Осию вопросом: «Папа, а что ты мне купил?» – огорчаясь, если отец ему ничего не приносил. Он был еще слишком мал, чтобы задумываться о состоянии отца. В его маленьких, но сильных руках игрушки ломались очень быстро, но малыш не задумывался, что это огорчает папу. Он приходил и просил Осию купить ему что-нибудь еще. Какая разница, сколько это стоит? Важно, чтобы папа это купил, и купил для него.