Давно я так, признаюсь, не скакал…»
Невесело полковник рассмеялся
И выпил девятнадцатый бокал.
1979 г.
В поисках истины
Историческая поэма
ПОСВЯЩЕНИЕ
Увы, прекрасная Венера,
Я поднимаю пыль завес
Не для тебя. Моя премьера
О власти, о тебе, Зевес.
Пусть обретут свободу руки
И непредвзятость пусть глаза
Клянусь! Не только ради скуки
Растёт поэзии лоза.
Саднится сердце, кровь из раны
Течет рифмованной строкой.
Вас опишу, цари-тираны,
Противен мертвенный покой.
Всё, что солгало, Правдой стало
Всё чистое зовётся – Ложь,
Всегда, где золото блистало,
Сверкал холодной сталью нож.
Глава 1
(г. Рим, 45 год до н.э.)
Богами властью одарённый,
Сам возвеличенный как бог,
Гай Юлий Цезарь, окружённый
Толпой идёт, но вышел срок.
«Послушайте, друзья!» – и, что же,
В глазах их помутился свет.
Как вот над ним уже, о, Боже!
Вознёсся молнией стилет.
Стилет взвивался, и недаром –
Кромсал надменные черты:
Гай опускался под ударом,
Шепнув чуть слышно: «Брут и ты…»
Стена пугающе раздета,
Слепит постельной белизной.
Течёт из статуй в тело Лета,
А череп иссушает зной.
Мозги сжимаются от боли,
Глаза краснеют из орбит.
Тот, кто искал бескрайней воли,
На мраморе лежит убит.
Лежит властитель, в плащ завёрнут,
Гримасой смерти изменён.
Тлетворной немочью подёрнут,
Белее глыбы мела он.
Пал своенравный император
Под изменившею рукой,
Как ослабевший гладиатор,
В крови своей нашёл покой.
Перешагнув чрез труп кровавый,
Брут тогу ловко отогнул
Имперский жезл, венчанный Славой,
В его руке, как меч, сверкнул.
Глава 2
(Александровская слобода, 19 ноября 1581 года)
I
Москва – древнейшая Руси столица,
Ты не забыла властного царя.
Иль чёрным вороном он над Кремлём кружится,
Иль коршуном, за государством зря.
Пустынны в Слободе стоят палаты,
Где взор ласкают злато и сафьян
В них трепетом почтительным объяты
Все. В них – Грозный царь Иван.
Вот он сидит, скуластый, остроносый,
И много лет прошло с тех давних пор,
Как правит он и множит тел отбросы.
С ним сын его, у них как будто спор?
–О, нет, отец! А тот, длань простирая.
Неистово вопя: «Молчи, щенок!»
Слепому бешенству, не зная края,
Бьёт сына посохом в тугой висок.
Крик жалобный – и рухнул бедный отрок.
Кровь видя, удивлён: глаза чисты.
…Споткнувшись о кровавый тела свёрток,
Бежит старик, и рушатся кресты.
II
Туман кровавый пред глазами скачет.
Сжал голову: гудит в ушах набат;
Ржёт конь, а показалось – мальчик плачет,
Зрачки окрасил огненный закат.
Безумец старый бродит в тёмной зале,
Зловещие чертя по ней круги.
Чу! Крики, плач и государя звали.
Боярин входит, затая шаги.
«Мой государь, прости! Царевич умер!» –
И в ужасе дрожит, упавши ниц.
О, пытка! Ум не подчинился думе.
Лицо расплылось на десятки лиц.
Кривя с трудом оскал в натужной муке,
«Уйди!» – хрипит и дышит чёрным ртом.
Тревожно слыша в каждом сердца стуке:
«Сыноубийце – ад на свете том!»
Рука дрожит, сжимая тяжкий посох.
Иван ужасен, бледен: сам не свой,
Отбросил жезл, и тот поверху досок
Лежит, крича кровавой полосой.
III
Темнеет. Тихо входят ночи тени,
В углу скрипит и плачет карлик-тролль.
Царь молится, спустившись на колени,
И, притупляясь, утихает боль.
«Погиб сынок! Прими его, Владыко.
Боюсь расплаты: немощен и стар.
Прости мой грех, иначе вражье лихо
Сомнёт опричников, да и бояр.
Завянет дело жизни. Обнищая,
Русь вновь падёт, тогда всему – конец.
И, новый храм воздвигнуть обещая,
Христа лобзает в золотой венец.
Глава 3
(Англия, 1647 год)
I
Лежит в густеющем тумане
Державный старец Альбион,
Идут на Лондон пуритане;
Король их наглостью взбешён.
Рукою женственной лаская
Щенка изысканных кровей,
Карл, жестом канцлера впуская,
Желает знать о всём скорей.
«Сир, опасения напрасны, –
Милорд заверил короля: