Идут бродяги и прекрасно.
Сотрём их в пепел, о-ля-ля!»
Ещё не знают эти оба,
Как близок их пути конец.
Как скоро хладной крышкой гроба
Придавлен будет он – мертвец.
Когда в стране нет твёрдой власти,
Два лагеря: народ и царь –
Пылают и тела, и страсти,
Сейчас не так, так было встарь.
II
С лицом, под стать мясному блюду,
Вождь люда Кромвель, а за ним –
Рвань черни, стёкшись отовсюду,
Стоит полком и не одним.
Что привело сюда несчастных?
Жизнь, источающая стон!
Верхи ж к Виктории причастны,
А этим – погребальный звон.
Сошлись войска близь деревушки,
Вопрос поставлен: он иль мы?
Луг, что топтали лишь пастушки
Стал центром боя и страны.
III
Ласкает ветер локон русый,
Клинок блестит в руке, кровав.
Милорд сухой и седоусый,
Споткнулся, вскрикнул, грудь зажав.
Хрипят изрубленные губы,
Сапог на горло наступил,
И звуки тяжелы и грубы.
Марс полной чашей кровь испил.
Но что за крик? – «Нет Карлу веры,
Бежал король, сбежал, подлец!»
Лежат на поле кавалеры,
Бесславный обретя конец.
…Бой кончен. Участь предрешили:
Топор, палач – ликует голь.
Реформы сочинять спешили,
И новый восходил король.
Глава 4
(о. Св. Елены, 1821 год)
I
Пав жертвой не одной измены,
В свой ум и пыл влюблён,
На острове Святой Елены
Стоял Наполеон.
Как много было верных лиц,
Как радостно порой
Виденье: в дымке Аустерлиц
И снова он – Герой!
…Ряды сомкнуты. В пешем строе –
Регалий пёстрый ряд.
Все мысли были о Герое;
В бой шли, как на парад.
Вперёд! И, шаг не ускоряя,
Идут лицо к лицу.
Раскрыты настежь двери рая,
Потворствуя свинцу.
Свистит, грохочет, давит, рубит,
Рвет чувственную плоть.
Как тщат окровавлены люди
Друг друга проколоть!
И жерла пушек раскалённы,
И барабанов дробь;
Листвою прикрывают клёны
Разбрызганную кровь…
II
Взор затуманен, губы сжаты –
Воспоминаньем полн,
Забыл: не с ним его солдаты,
А шум от хладных волн.
И гаснет яркое виденье,
Взор осязает явь.
Шептали зло: «Пришло отмщенье,
Смирись и Бога славь».
Когда и где судьба сменилась?
Где роковой предел?
Бог дал позор и отнял милость
Когда? И вдруг прозрел.
О, море – вечная стихия!
Как ты, страшна она
Без края и конца – Россия,
Холодная страна.
Всё вспомнилось: леса и долы,
Москвы печальный звон
И, затеняя все престолы,
Стоит российский трон.
Но голод – страшное мученье.
Их выгнал на мороз.
Под дьявольское волчье пенье
Смертельный шёл покос.
Бежали все, всё оставляя…
Стыд, Франции сыны!
Вас добивали, окропляя
Брега Березины…
…Вода и скалы. Как жестоко
Вокруг бушует шторм!
Стервятник кружит одиноко,
Разыскивая корм.
ЭПИЛОГ
Напрасен труд, я сознаю ошибку,
Истории закрыв тяжёлый том,
Что видел в нём: предсмертную улыбку,
Убийства, осенённые крестом.
Листать устал кровавые страницы,
Впитавшие эпохи и века –
Опустошив бездонные глазницы,
Набрякла кровью каждая строка.
Стал, уподоблен чистоте кристалла,
И, путь осмысля, повторяю всё ж:
Всегда, где власти золото блистало,
Сверкал холодной сталью нож.
Апр. 1979 – окт. 1980 гг.
Эпистолярная поэма
(в трёх посланиях)
ПОСЛАНИЕ ПЕРВОЕ
Сергею Александровичу Молоднякову от Сергея Генриховича Мартина
О, Сергей, мне близок стал до боли,
Твой напевный, искренний язык.
Остап Копчёнов
Направив некогда письмо,
Мечтал я получить ответ:
Две строчки, слова два всего.
Узнать, хоть живы вы, иль нет.
Не осуждаю, не виню,
Не искажайте слов моих.
Я вас по-прежнему люблю
(Как и оставшихся троих).
Я был бы рад узнать от вас,
Что жизнь вольготна и светла.
Что отдыхаете сейчас,
Оставив все свои дела.
Забот поменьше – вот что я
Вам пожелаю в этот час,
И в ратный праздник февраля
Восславлю каждого из вас.
Судьбе угодно было взять
И разбросать по сторонам всех нас,
Но будем вместе сроков ждать,
Ведь повстречаться надо нам.
Концессия8 должна всегда –