Нобиле хмыкнул.

– Теперь вот уж задумываюсь, не из–за денег ли он вас выпроваживает домой. Специалисты Советской власти нужны, а себе можно и цену набить, – Нобиле обвёл взглядом комнату, добавил: – а вы в курсе, что он в фашистскую партию вступил, чтобы с его семьи льготы какие–то там не сняли?

– Что ж, предприимчивый! – Визокки кивнул, – Умберто, ты что–то совсем уж на Трояни наговариваешь.

– Да вот противно стало от всей этой истории. Бывают моменты в жизни, когда необходимо дожимать до конца. Я в этом убедился там же, в Арктике. Когда не было ответа на наши радиограммы о помощи, только я один настойчиво заставлял Бьяджи, изо дня в день, передавать запросы в эфир. Подумать страшно, если бы бросил эту затею, если бы, как все остальные… Да все уж с жизнью тогда попрощались… и Трояни… завернётся в спальный мешок, отвернётся от всех… – Нобиле налил ещё вина. – Конечно, скажете, нам случай помог. Да, случай! Да, если бы не оказалось этого радиолюбителя из Архангельска! Да, если бы Советское правительство не направило к нам ледокол! Да, если бы… Много этих «если бы». Но не прекращать передачу радиограмм приказывал не кто–то, а я! Так и сейчас, уж если дело новое затеяли… да, тяжело здесь, да, близко к авантюре… но надо идти вперёд… а не выталкивать друг друга.

Нобиле подошёл к шахматной доске,

– Давай, Визокки, сыграем партию.

– Что ж, во всяком случае, русским надо быть благодарным за спасение, – Визокки аккуратно решил закончить неприятный разговор.

– Вечерок у нас получился весёлый… – Де Мартино сделал глоток вина, – Умберто, откуда такой кьянти хороший?

– Из нашего посольства доставляют, – Нобиле выдвинул вперёд белую пешку.

20

Дирижабль «В–5» мягко реагировал на команды Лебедянского. Что ж, для второго пробного полёта вполне неплохо. Лебедянский подмигнул Трояни, прокомментировал свои намерения:

– Дальше манёвренность будем проверять.

Трояни вспоминал, какие пункты требований программы испытаний удалось закрыть без замечаний. Набралось немного. Аэрофлотовская комиссия по приёму дирижабля была настроена на скрупулёзную работу и замечания шли сплошным потоком. Кульминацией стала запись в одном из актов «…на верфи отсутствуют исправленные чертежи общего вида». После этого, конструкторы убеждали комиссию, что нужно руководствоваться целями: «Это первый испытательный корабль… что вы так к документации прицепились… да, при сборке запроектированную центровку пришлось изменить… да, гондолу сдвинули к носу на восемь метров… с материалом оболочки намучились». Трояни тогда даже прилюдно фыркнул: «Конечно, в мороз минус двадцать додумались сборочные работы проводить – сначала оболочку натянуть не могли, а потом уместить не удавалось». Вместо планируемого объёма в две тысячи сто пятьдесят кубометров, в паспорт пришлось записать «2340».

Вроде убедили комиссию не так придирчиво проводить предварительные испытания.

– Бодренько идём, – Лебедянский улыбался, подёргивая кончиками пшеничных усов, подбадривал напряжённого Трояни, – манёвренность неплохая.

Дирижабль завершил обход по малой окружности в границах Лётного поля. Уходили в сторону Хлебниково. Постепенно набрали высоту в несколько километров. Трояни посмотрел вниз. Зацепиться глазом не за что… Море зелёного леса скрывало железную дорогу, едва различались автомобильные, и только река Клязьма давала представление о местоположении.

– Ничего, по компасу идём, – Лебедянский будто прочитал мысли Трояни.

– Командир! – к Лебедянскому подошёл бортмеханик, в руке держал клочок серой бумаги с карандашными закорючками. Озвучил написанное: – При средней скорости шестьдесят восемь с половиной километров в час, расход горючего двадцать килограмм в час. Мотор тысяча шестьсот оборотов в минуту держит.