Эти слова часто прорывались из пелены памяти. Антонина глушила их разными занятиями – от вышивания в выходные до сверхурочной работы в остальные дни. Пыталась заново начать жить… Заново жить… да, страшновато здесь…

Антонина решила не надевать платье, лежавшее в чемодане. Брюки и шерстяной серый свитер показались ей надёжным выбором. Поозиралась в поисках зеркала. Не обнаружила. Пришлось довольствоваться маленьким косметическим зеркальцем. Кое–как осмотрела себя и ногой задвинула полупустой чемодан под лежанку.

По тёмному коридору шла на лампочку, как на путеводную звезду.

– Осторожнее, там вода на полу, – от внезапного голоса Матвея Антонина вздрогнула. – бак у нас течёт, мы тут в сапогах ходим, а вы в ботинках вышли – промочитесь.

Антонина посмотрела под ноги, обогнула лужицу и вышла на кухню. За столом сидели трое и Матвей.

– Вот сюда, присаживайтесь, – Матвей похлопал ладонью по пустому стулу, рядом с собой.

Антонина осторожно присела за большой стол. Двое, уже изрядно подвыпивших, приветствовали её шумными возгласами.

– Рады, рады видеть.

– Пополнение прибыло.

Антонина покосилась на Матвея.

– Эй, Краснов, ты не слишком ли напористо с женщиной начинаешь? – Матвей воззрился на низенького волосатого парня.

– Да, я чего… чего…

– Это Краснов, – Матвей представил его, похлопав по плечу. – Не умеет общаться с дамами.

– Матвей, у нас преобладает мужское общество, поэтому надо ей привыкать с самого начала, – другой, с маленькой головкой и мартышечьим лицом, сразу не понравился Антонине.

– Ты, Пигарев, наверное, не прав, – Матвей, как показалось Антонине, был с ним более сдержан, чем с Красновым.

Краснов налил полстакана мутной жидкости из огромной бутыли и вальяжно пододвинул к Антонине

– Брага… Будете пробовать?

Антонима смутилась, нервно потеребила рукав свитера.

– Это он шутит, – Матвей переставил стакан обратно к Краснову, – водка ведь есть, неси… – и уже Антонине, – не откажетесь?

Антонина чуть кивнула и осмотрела «яства» на столе: хлеб, картошка, чеснок, бутыль с мутной жидкостью..

– Ешь! – проговорил с акцентом, ещё один, тонкорукий, лопоухий парень и показал на жестяную банку. – Вот, ешь конс–э–р–ву! Мясо!

Антонина подумала, что не так уж она и напугана новым обществом, если про себя вспомнила, что когда–то Степан за неправильно произнесённое это слово, недовольно высказал: «Запомни, “консервы“ имеет только множественное число… Это слово из французского языка».

– Вы, наверное, откуда–то с юга? – Антонина заинтересовалась необычным акцентом. В знак согласия взяла ложку и потянулась к банке .

– Его Джино зовут, он итальянец, – Краснов вызывающе выкрикнул, – итальянец, но наш… и, наверное, девушку может заинтересовать европейскими манерами.

– Итальянец? – Антонина вопросительно посмотрела на Джино, – вы с Нобиле приехали?

– Нет, он уже не итальянец, он гражданство получил полгода назад, – Краснов насадил на вилку солёный огурец и размахивал им перед собой.

– Помолчи! – Матвей пресёк раздухарившегося Краснова.

– Нет, Нобиле отдельно… я с итальянскими коммунистами… из Коминтерна, – Джино певуче растягивал слога, видимо, попутно подбирая русские слова. – Нужно было спасаться от фашистов… Муссолини… теперь – я советский человек!

– Дурак ты прежде всего! – Пигарев стряхивал крошки хлеба с узенького подбородка. – Если бы не принимал гражданство, тебя бы в дом для итальянцев заселили и потчевали бы там. Вон, посмотри, как Мансервиджи… ведь с тобой бежал из Италии. А он гражданство не принимает, чувствует, что уравняют с нами… и в барак заселят.

– Что это за дома для итальянцев? – Антонина тихо спросила Матвея, немного осмелев под действием водки.