– Так это на несколько лет задачка. а по плану летом уже строить надо начинать, – Кулик схватил со своего стола лист с цифрами, – вот, по плану…
– Ну и что мы получим? – Николай разрубил воздух ребром ладони. – В этих гондолах мотористы постоянно оглушённые сидят, выходят оттуда совсем одуревшими от шума. Какого им там наблюдать за состоянием мотора?
– Вроде правильно говоришь, но… – Кулик старался не смотреть на Николая, – Нобиле теперь даже маленькие отступления от своего проекта не позволяет. Говорит, научитесь хотя–бы копировать то, что уже проверено, а потом уж сами будете придумывать
– Эх, время только теряем… – Николай, в отчаянии, ещё раз махнул рукой, – пойдём, Иван, с ними толку мало…
Шли до трамвайной остановки молча.
– Как они не понимают, эти вопросы настолько существенны и актуальны, – Николай, оказалось, ещё не успокоился.
– Правильно говоришь, но пока вот так… – Паньков пытаясь утешить повторил слова Кулика.
– Конструкторы обязаны ими заниматься… И, вообще, эти их традиции, на которые они ссылаются, существуют только у воздухоплавателей, у авиаторов практика пошла по более здоровому пути.
– Но ведь не мы решаем, – Паньков попутно рассматривал забавные морозоузорчатые окна деревянных домов Переведеновского переулка. – Коля, я вот думаю, а правильно ли ты делаешь, когда идею Жеглова по поводу управления моторами от своего имени представляешь? – Паньков смотрел себе под ноги.
Николай вскипел:
– А что толку, что человек идеи нам на ушко нашёптывает, а сам боится даже посмотреть в глаза своему начальнику. Что толку от его идей? – Николай обрушился на Панькова.
– Коля, не кричи! Просто я считаю, что надо хотя бы упоминать, чья эта идея.
– А кто его знает этого корабельного механика?
– Ну, тебя–то уж прям все знают, – Паньков съязвил, но произнёс, как ему показалось, сдержано.
Николай стиснул острые скулы.
– Ничего, кто не знает, ещё узнают! Я уж не буду, как мышь, в норе сидеть. Что это за жизнь тогда будет?
Николай, не дождавшись ответа, чуть смягчился:
– Иван, вот ты до поступления в институт крестьянским трудом жил, разве там возможно обмануть производственный процесс?
– Нет, конечно, ты и сам знаешь, – Паньков качнул головой.
– Вот, только нового ничего не нужно, всё по кругу вертится, а здесь новое создаётся, для этого надо усилия прилагать, постоянно учиться. И если ты окончил институт, значит что–то в тебе повернулось в сторону нового, в сторону созидания.
– Ладно, Коля, мне с тобой в словесности невозможно тягаться, – Паньков нагнулся, зачерпнул ладонью верхний пушистый слой снега, – ты ведь даже учительствовал в сельской школе до института.
– Это ладно. Важно что и руками немного умею… кровельщиком и жестянщиком успел поработать. С металлом умею обращаться, а в сегодняшнем веке машин – это важно!
– Да, я помню, как ты набросился на слесаря, когда «Комсомолку» собирали, – Паньков улыбнулся.
– Не люблю безруких! – Николай подёрнул краешком губы, – поэтому считаю, что имею право высказывать своё мнение по техническим вопросам.
– Коль, да ладно, не ругайся, лучше расскажи, чем история с тем штурвалом закончилась? – Паньков спросил, рассчитывая, что Николай немного остынет.
– А чего рассказывать? – Николай, заведённый на жёсткий тон, действительно, немного смягчился, – …когда этого конструктора поставили за штурвал, тогда тот всё и понял. Через пять минут забыл всякие отговорки: и о цеппелине с его рулём из крайнего в крайнее за тридцать секунд, и о том, что оперение сорвёт или всю корму… ну так он заявлял в качестве довода… – Николай, видимо, заметил в глазах Панькова некоторое замешательство и добавил, – ну, при уменьшении времени перекладки. В этот же день заказали шестерни большего диаметра – вот и по сей день стоят на этих маленьких кораблях.