– Во что? Половина моей одежды уничтожена, – огрызнулся я, пытаясь скрыть за грубостью смесь страха и жгучего любопытства.

– Футболку можешь взять у меня. В шкафу, коричневая коробка. Они большие, точно влезешь, – действительно, сложенные вертикально трикотажные изделия оказались размера эдак пятьдесят четвёртого, в таких мне будет более чем просторно. Все постираны, слабо пахнут порошком для детских вещей.

– Откуда они у вас? Неужели…

– Я шастаю в них по дому, когда не жду гостей. А ты уже решил, что ко мне захаживает кто-то довольно крупный? Упаси боже! Джинсы, конечно, у тебя сильно угвазданы, я поищу в кладовке, но, боюсь, подобного не найду. Ничего, потерпишь, – я не выдержал:

– Что же это за кладовка такая? И где она находится, раз вы услышали выстрел? – Ника повела рукой сначала направо, потом налево:

– Все четыре квартиры на площадке мои. Две из них используются как склад очень нужных вещей, одна пустая. Сдаю её, когда туго с деньгами, – мой доход позволял снимать студию со скромным ремонтом, и знание о том, что кто-то может себе позволить использовать две квартиры под склад, сотрясло душу прямо-таки до основания.

– Как вы вообще такое провернули? Это же требует кучу денег и связей! – и, скорее всего, незаконно.

– Разумное отношение к тратам, краткосрочные вклады, немножко игр на бирже, приличное наследство от мужа и вовремя приобретённые знакомые в чиновничьих кругах, – абсолютно невозмутимо объяснила она, встала с кресла и подошла к шкафу. – Мне тоже надо одеться. Поступишь как джентльмен или это сейчас не принято?

– Сейчас принято строить диалог, не прибегая к сарказму и пассивной агрессии в каждом предложении, – проворчал я, отворачиваясь и надевая всё, что имелось в наличии. Надо же, она была замужем. Хотелось бы расспросить поподробнее, но пока явно не до того, и боюсь даже представить, чем может закончиться.

В обеих кладовках брюк не оказалось. Пришлось, морщась, натягивать грязное. Чего теперь ожидать? Счастливая обладательница недвижимости развела бурную деятельность: листала блокнот, стучала клавиатурой, перебранивалась с кем-то по телефону, я же чувствовал себя несколько потерянно, ибо никакую работу мне не предложили. Чуть погодя решился-таки спросить:

– А дальше? – Ника вспомнила о моём существовании и снизошла до ответа:

– Тебя вывезут из квартиры под видом трупа, чтобы убийца это заметил. Скорее всего, киллер – женщина, застрелившая Свету. Далее за ней пойдёт наш человек, прицепит жучок, и она приведёт нас к лидеру, ибо, по полученным только что данным, больше никого из «декабристов» не осталось. Максимум через пару ночей они убегут, поэтому действовать нужно быстро. Правда, к тебе это отношения иметь уже не будет. Ты прокатишься до министерских подвалов и вечером отправишься домой, – такой вариант меня не устраивал. Она заметила недовольство на моём лице, поморщилась и проговорила:

– Надеялся, я возьму тебя с собой в логово умного, активного и опасного вампира? Подумай, Яр – зачем мне это? Брать на операцию неподготовленного гражданского – безумие, стремиться пойти туда самому – отложенный суицид. Тебе надоело топтать эту землю? – мой ответ был, возможно, наивен и полон пафоса, но совершенно искренен:

– События последних ночей сильно на меня повлияли. Раньше я плыл по течению и даже не думал о том, что со мной может произойти что-то подобное. Но вышло иначе, и это сильно выбило из колеи. На психолога я ещё не заработал, да и много ли ему скажешь, значит, всё, что мне остаётся – заглянуть в лицо страху и больше не бояться, или умереть, если не повезёт. Существовать, зная, что ты способен на такое, гораздо лучше, чем бездумно идти вперёд, – лицо госпожи Петровой на протяжении сего краткого монолога оставалось неподвижным (я успел понять, что эмоциональные реакции с её стороны в большинстве своём простая подстройка под собеседника), по нему нельзя было определить, какое впечатление произвели мои слова. Молчание становилось утомительным. Дверной звонок задребезжал: приехало моё «такси». Сотрудница Министерства, на что-то решившись, быстро нацарапала несколько слов на подвернувшемся листке карандашом и, проходя к входной двери, сунула мне в руку.