Она взмахнула своей палочкой, и тотчас же ее фонарь начал светить так ярко, что вся—вся улица стала видна Элизе как на ладони, а мостовая, в темноте кажущаяся просто грязной лесной тропинкой, засияла от золота, серебра и медяков, рассыпанных тут как в волшебной пещере дракона. За долгие годы колдовства старой Катрины здесь накопилось немало сокровищ, и Элиза, разом увидев такие невероятные богатства, поначалу даже позабыла, зачем пришла.

Ее двадцать соверенов лежали точно там, куда она их бросила, и Элиза даже удивилась, отчего не нашла их сразу, ведь отпечатки ее испачканных в лесном мусоре пальцев были на блестящем золоте. Позабыв себе, она сгребала дрожащим ладонями золото и серебро, пересыпала в ладошках медяки, очищая их от сухих листьев и палочек, и наполняла этими богатствами свой передник.

«Вообще, — подумала Элиза, — если собрать тут все, то можно и бежать из города… Я стала бы очень богатой девицей. Зачем мне тогда Артур? И кого мне тогда бояться? Отца, что будет гневаться на то, что я не сдержала слова? Выгонит из дому? Это как раз не страшно. И от Эрвина можно будет просто убежать…»

Но что—то удержало ее от такого поступка. Все—таки, это золото предназначалось ведьме, значит, не стоило его трогать. И Элиза, вздохнув тяжко и взвалив увесистый узелок на плечи, двинула к ведьминому домику, который хорошо был виден в свете ее фонарика.

Ведьма, старая и толстая, как кадушка, стояла в дверях, словно ожидала Элизу.

— Какой яркий у тебя фонарь, — с интересом заметила она, отирая свои жирные ручки о ветхий передник. — Не подаришь ли его мне? Мне б он был кстати, искать свое добро в потемках.

— Его, и все, что пожелаете, если исполните мою просьбу, — смиренно произнесла Элиза, скинув тяжелый узелок с золотом с плеч и положив его к ногам ведьмы.

— Просьба? — заинтересовалась ведьма, весьма шустро прибирая золото. — А что у тебя за просьба?

— Отворотное зелье, — простонала Элиза со слезами. — Не хочу любить его… не хочу…

— А что ж сама—то, не можешь удержаться? Или околдована? — сварливо спросила ведьма.

— Люблю… — прошептала Элиза. — Всем сердцем люблю! Но скоро свадьба с другим…

— А этот?

— А это погубит мою душу. Он хочет лишь страсти, и боюсь, еще немного — и он сделает меня своей, а потом выкинет, как изломанную игрушку…

— Ну, проходи, — внимательно оглядев девушку, произнесла ведьма. — Постараюсь помочь тебе. Но о последствиях ты знаешь. Если слишком глубоко проросла твоя любовь в твое сердце, то и вырвать ее придется с большим куском души твоей!

В доме ведьмы было темно, пахло чем—то ягодным, манящим, сладким, кипел на огне котелок, а за столом сидела… Ветта!

— А ты что тут делаешь! — взвилась Элиза, и Ветта подскочила на ноги, сверкая вытаращенными глазищами.

— Не твое дело! — выпилила она, стрельнув взглядом на вскипающий котелок. Ах, так это для нее старуха варит что—то! Надо полагать, вовсе не отворотное зелье, а совсем даже наоборот.

— Дух сейчас из тебя вышибу! — злобно прошипела Ветта, нацеливая на Элизу палочку. Элиза ухватила свою, и кончик ее засиял, как металл, раскаленный в горниле.

— Собралась Артура приворожить, тощая уродина?! — выкрикнула Элиза. — Я так и знала, что ты не успокоишься!

— Эй, мерзавки! — подала голос ведьма. — А ну, цыц, кошки драные! У себя в городе будете царапать друг другу глаза, а у меня в доме смирно сидите, не то выгоню на все четыре стороны, и пойдете блуждать в потемках! По углам сидеть! Руки на столе держать, чтоб я видела! И ни слова больше! Не мешайте ворожить мне!

Ветта, злобно скалясь, плюхнулась за стол, на свое место, и Элиза, переведя дух, уселась на низенький колченогий стульчик. Ветта зло сверкала на нее глазами, но в целом вела себя мирно, боясь, что ведьма откажет ей в просьбе.