Элиза снова тяжко вздохнула, изнывая от мысли, что все жгучие, влекущие взгляды, весь трепет, нетерпение и жадность — это всего лишь игра, неправда, притворство опытного искусителя и соблазнителя. И принесла ж его нелегкая именно сейчас, когда Элиза отважилась на серьезный шаг!

«Ну, ничего, — подумала девушка с тоской. — Это не последний шаг, на который я способна!»

Отчаяние Элизы и ее влюбленность были так велики, что она решилась на действительно страшный поступок.

«Пойду на Старую Дубовую улицу, к ведьме Катрине, — обреченно подумала девушка. — Пусть сварит мне отворотное зелье. Я выпью его и часть моей души умрет. Я больше никогда и никого не полюблю. Но зато и Эрвина позабуду. А Артур… что ж, я буду ему разумной и верной женой. Уж изменят не стану точно, ведь никто мне нужен не будет!»

На самом деле все было не так безобидно. Отворотное зелье действовал по—разному на всех, и вполне могло оказаться сильнейшим ядом. Элиза рисковала ослепнуть, если избранник ее был слишком хорош собой, или оглохнуть, чтобы не слышать его голоса, а то и вовсе сойти с ума. Но решение было принято; страх смерти и страх на всю жизнь остаться убогой немощной калекой был не так силен, как страх сердечной раны. Элиза с каждой секундой, с каждым вздохом влюблялась в Эрвина все сильнее, и чувство это пугало ее и заставляло страдать.

Старая Дубовая улица располагалась на окраине города, почти у самого Вечного леса, и было на ней всегда темно, как в самую глухую безлунную ночь. Ветки старых корявых дубов так плотно переплетались над головой, что ни единый луч света не проникал под полог старого леса, и иначе как с фонарем там и делать нечего было. Да и фонарь не особенно—то помогал. Поэтому ходили туда самые отчаянные и самые отчаявшиеся. На улице этой был всего один дом, который изредка посещали люди, старый, покосившийся и мрачный, как сварливый старик, а сама улица так густо заросла дубами, что отыскать тропинку к нужному дому было не так просто. Остальные дома стояли тихо, полустертые колдовским туманом, приползавшим из леса, и кто в них жил — того в городе не знали.

С собой Элиза взяла двадцать золотых соверенов, плату достаточно щедрую, чтобы ведьма согласилась варить такое страшное зелье. Ведь если Элиза умрет, и все вскроется, ведьму вполне могли и сжечь вместе с ее домом. Дочка маркиза — это вам не нищая несчастная мать, которой нечем кормить дитя, зреющее в ее теле…

Фонарь ее был в форме тыквы. Так Элиза хотела получить расположение ведьмы наверняка. Но вот беда — стоило девушке лишь ступить на Дубовую улицу, как свет ее фонаря потерялся, и она очутилась почти в совершенной кромешной тьме!

Свои двадцать соверенов Элиза, как полагалось, бросила перед собой, на дорогу. Золото ударилось о брусчатку и раскатилось, позвякивая о камни. Элиза обернулась на звук, стараясь выхватить из тьмы монетки светом своего фонаря, но это у нее совсем не получилось.

Делалось это специально. Была такая примета — если уронишь или кинешь плату в Старой Дубовой, а потом умудришься ее отыскать, то твое желание ведьма исполнит в лучшем виде, и все будет хорошо. Если не найдешь — лучше б тебе уйти, не просить у ведьмы ничего! Были, конечно, и хитрецы, которые не находили свои деньги и платили ведьме другой монетой, припрятанной на такой случай, но кто знает, как складывалось у них волшебство!

Элиза, шмыгая носом от несчастной любви и страха, и правда попыталась поискать, но в темноте ее пальцы натыкались лишь на мокрую опавшую листву, колкие высохшие ветки и всякий мусор.

«Эх, мне б удачу, — подумала Элиза, совсем отчаявшись и отыскав на талии новую волшебную сандаловую палочку, прикрепленную на цепочку. — Не прошу о многом, но удача на денежки мне сейчас была бы очень кстати!»