Дорога в школу растянулась, как плёнка старого фильма. Я шёл медленно, намеренно давя лужи – брызги взлетали, сверкая радугами. Спешка была чужой мне, как чужая мелодия в наушниках. Я вдыхал воздух, пахнущий прелыми листьями и дымком из труб, и чувствовал, как мысли выстраиваются в чёткие строки – будто сама природа диктовала мне стихи. Социализация первоклашек, их смех – это же чистый кислород. Они как птенцы, выпавшие из гнезда: растерянные, но жадно впитывающие мир.

Школа возвышалась впереди, её кирпичные стены розовели в лучах восхода. В моём воображении она всегда была женщиной – рыжеволосой, с проседью в висках, в строгом костюме, но с мягкими глазами. Её окна сверкали, как застёжки на дорогом платье, а ступени крыльца вели в объятия, где смешивались запахи мела, старых книг и детских надежд.

Первоклашки уже толпились у входа, их голоса звенели, как колокольчики. Однажды учительница младших классов, задыхаясь от гриппа, попросила меня присмотреть за её «ангелочками». Я вошёл в класс, и двадцать пар глаз уставились на меня, широких, как блюдца. «Вы будете нашим учителем?» – спросила девочка с косичками. «Нет, – ответил я. – Просто другом, который знает, где прячутся драконы в задачках». Они засыпали меня вопросами, а после подарили конфеты, завёрнутые в фантики с единорогами. Теперь эти фантики лежали в моём столе – талисманы против цинизма.

Шесть уроков. Математика – моё личное минное поле. Учительница, Маргарита Павловна, смотрела на меня через очки, как через прицел, но за строгостью скрывалось тепло: однажды она осталась после уроков, чтобы объяснить логарифмы на примере роста деревьев. «Видишь, даже природа подчиняется формулам», – сказала она, а я подумал: «Но любовь – нет».

Перед звонком я украдкой посмотрел на расписание Авроры. История, кабинет 34. Сердце ёкнуло, будто птица ударилась о стекло. Увидеть её после первого урока. Провести через весь город, если понадобится. Нести на руках? Легко. Я бы пронёс её сквозь метель, как герой дешёвого романа, только чтобы услышать её смех.

– Всем привет! – мой голос прозвучал громче обычного.

Одноклассники откликнулись хором, и на мгновение я ощутил, как наша классная комната – это космический корабль: 15 человек, связанных невидимыми нитями дружбы, летящих к выпускному как к далёкой звезде.

– Привет, Август. Как дела? – я подошёл к нему, стараясь скрыть дрожь в руках.

Он поднял глаза от ноутбука, где мигали строки кода, и усмехнулся. Его взгляд, острый как скальпель, пронзил меня:

– Ты светишься, как экран с уведомлениями. Это из-за вчерашней девчонки? – он щёлкнул пальцами, будто включая невидимый проектор. – Видел, как ты тонул в её глазах. Романтик.

– Всё-таки ты хакер, – фыркнул я, швырнув в него свёрнутым конспектом. – Залетаешь в чужие мысли, как в незапароленный сервер.

Он поймал бумажный самолётик и развернул его, читая мои каракули на полях: «Любовь – это когда формулы горят, а сердце становится безупречным алгоритмом».

– Глубокомысленно, – протянул он, но в уголках его губ дрогнула улыбка.

Нил и Рил, близнецы, вошли в класс синхронно, будто отражения в зеркале. Нил нёс учебник по квантовой физике, Рил – сборник стихов Бродского. Они спорили о чём-то, жестикулируя, как дирижёры двух оркестров. Арон, мой друг с плечами штангиста, сидел за партой, разбирая схемы электрических цепей. Его пальцы, толстые и сильные, двигались с ювелирной точностью.

– Эмир, – Нил повернулся ко мне, поправляя очки. – Твой взгляд сегодня имеет коэффициент отклонения 37% от нормы. Влюблённость?

– Или отравление кофеином, – добавил Рил, листая страницы. – В любом случае, это интересный эксперимент.