Деревья во дворе – нашей соседки Рахима иняй, посажены ещё в прошлом веке. Рядом с ними, наверное, росли её четыре дочери – играя вокруг и разбрасывая листья. Она – как говорят на башкирском – наша «ут курше», «соседка огня». Во времена, когда было мало спичек, наши предки ходили к ближайшему соседу за «ут» – огнём. Сейчас мы ходим к ней за хлебом, солью, табуретками – в общем, за всем тем, что не успели купить во время работы единственного магазина в ауле.
Она живёт одна и зовёт маму на чай каждый раз, когда готовит новое блюдо. Я частенько напрашиваюсь в гости, чтобы задать парочку вопросов о прошлом. Рахима иняй застала в осознанном возрасте и моих пра-пра, и бабушку с дедушкой, поэтому пользуюсь возможностью и спрашиваю:
Какой была моя прабабушка, спасшаяся, сидя внутри бочки для воды, когда её родителей забирали сотрудники НКВД? Какой была моя бабушка, совершившая самоубийство и оставившая на произвол судьбы восемь своих детей? Как жили в деревне люди в 60-е годы, когда вы после замужества переехали в наш аул?
То дерево – берёзу – на прошлой неделе распилил мой отец. Получил 600 рублей, на которые купил солярку. Теперь не будет возможности снова лежать на урындыке и смотреть, как покачиваются деревья. Берёза ушла, смотритель моего детства, в небытие. Оставив после себя горькое осознание зыбкости и непостоянства всего того, к чему мы привыкаем.
Через дом, после Рахима иняй – живёт сводный дядя Радис. Он в молодости танцевал, даже получил звание Заслуженного артиста Республики Башкортостан и много раз, ещё во времена СССР, выезжал за границу, чем удивлял многих. Вернулся в родной дом моего папы в 2010-х, чтобы присмотреть за своей матерью и моей не-родной бабушкой Марьям.
А моя родная бабушка ушла в мир иной по собственному желанию, когда отцу было 12 лет. Тогда папа учился в городе за сорок километров, и однажды его забрал дедушка на камазе. Папа садился в кабину с мыслями: «Ура, наконец-то увижу маму!». Выходил уже с осознаем, что в кузове лежит тело его мёртвой матери после экспертизы. Отец никогда не рассказывает о ней, но каждый раз плачет, услышав песню «Буран»:
Үҙем йыраҡта булһамда
Хоть я и далеко
Күңелем өйҙә икән
Душа моя дома
Ҡапҡа төптәренә сығып
Около входа во двор
Әсәйем көтә микән
Меня поджидает мама
После похорон дедушка взял в жёны бабушку Марьям. Она пережила войну в свои подростковые годы и стала железной леди: строгой, можно сказать, жёсткой. Детьми, мы боялись играть рядом с ней и предпочитали у неё не задерживаться. Лишь спустя время приходит осознание: человеку, пережившему войну, сложно оставаться жизнерадостным.
Я всё хотела записать её воспоминания о военных годах, но так и не осмелилась. Время забрало бабушку Марьям, оставив мне взамен сожаления о несделанном. Уходят люди – умирают целые миры.
Напротив дома бабушки – пустое здание. Раньше там жила моя лучшая подруга Нэркэс со своей семьёй. Она любила смотреть аниме, и в 2012-е годы постоянно жила в ожидании новых выпусков Наруто. Меня тогда, как ни странно, японские мультфильмы не особо интересовали. Вместо этого, я уговаривала её поиграть среди скал на склоне горы. Мы обустраивали вместе с другими подругами базу: выбирали место для столовой и гостиной, приносили покрывала, посуду и еду – формировали свой маленький мирок. Нам казалось, что наша связь – крепче некуда. Любили фантазировать, что, повзрослев, обязательно будем дружить семьями.
Недавно я прогуливалась среди тех самых скал, и у меня закружилась голова. Невозможно ни спуститься, ни подняться – и как мы, маленькие девочки, осмеливались ходить по этим опасным местам? Всё-таки в свои 8 лет я была куда бесстрашнее и отважнее. Навык, который так нужен в некоторых ситуациях сегодня, но, кажется, уже утерянный. Где-то там, среди скал.