Он, вроде бы, ничего не делал – но вокруг не зудела мошкара, не попадались под ноги камни и корни, и даже кусты, кажется, сами расступались. От этого все казалось слегка ненастоящим. Слегка чересчур. Керидвен не выдержала, остановилась, оперлась о сосну и незаметно поскребла пальцами кору. Под ногтями осталась темная полоска. Это ее успокоило. Не может же такое сниться, верно?

– Что-то не так? – спросил Эльфин. – Мы почти пришли.

Выглядел он как открытка. Из тех, что продают из-под полы.

– Все так, – сказала Керидвен. – Первый раз только по лесу гуляю, так, чтоб репьев на себя не насажать.

Эльфин засмеялся, наклонился куда-то вбок, сорвал один и посадил ей на ворот, словно брошь.

– Так лучше?

Хуже, хотела сказать Керидвен, но не смогла, конечно.


– А вот отсюда неплохой вид, посмотри, – сказал Эльфин.

Деревья расступились. Гладкий зеленый склон скатывался вниз, как ковер. По нему шли пологие мраморные ступени, обсаженные кустами. Лестница упиралась в лабиринт из живой изгороди, а за ним, по ту сторону, возвышался замок – точь-в-точь как разворот в книжке. Над ним уже поднималось вдали полудневное марево – и Керидвен показалось, что она ощущает под пальцами папиросную бумагу – такую тонкую, что ее приходилось сдувать, чтобы открыть лежащую под ней глянцевую картинку.

Денег у нее, конечно, не было, но Каммингс был добрый и не возражал, когда она приходила, и, замирая, просила посмотреть. Не очень часто. Не каждый день.

Керидвен прижала руку ко рту.

Эльфин наблюдал за ней молча, пряча улыбку в ворот.

– Это… это, наверное, сложно было? – наконец, выговорила Керидвен.

– Ммм… нет. Не очень, – Эльфин блеснул зубами. – Иллюстратора звали Ричардс, он был придворным художником одно время. Рисовал одну из королевских пассий во всех видах, «Спящая красавица» – это один из вариантов. И интерьеры для рисунков брал замковые. Аннуин… мир, вселенная… ничего не забывает. Я заглянул в его память – и срисовал замок таким, каким он был в то лето, когда Ричардс взялся за работу.

– То есть, это копия? – попыталась понять Керидвен. – Он ненастоящий?

Она представила, как Эльфин берет дворец, как ребенок игрушку, вытряхивает из него жильцов, и переставляет на нужное ему место. Ей стало жутковато.

Эльфин покачал головой:

– В Камелоте его такого давно уже нет. С фавориткой король расстался, в казне не хватало денег, и дворец пошел с аукциона. Его выкупил один из церковных орденов и устроил там госпиталь для умалишенных. Там хороший воздух, и сады, говорят, очень способствуют…

– Однако, – только и смогла сказать Керидвен.

– Я тебя не расстроил этой историей? – спохватился Эльфин. – Если что, ты всегда можешь что-нибудь переделать. Или вообще снести можно, в общем-то…

Керидвен взяла его под руку.

– Не надо. Лучше покажи мне, что там внутри еще есть.

Внутри оказалась еще масса всего. И кровать с балдахином в том числе.


Человек привыкает ко всему. Я привыкну, сказала себе Керидвен, я привыкну. В залах, открывавшихся друг за другом, стояли тишина и свет от высоких окон. Стук каблуков звонко отдавался по паркету.

Вдруг Керидвен увидела белый силуэт в конце коридора. Так вот кто еду приносит, мелькнуло у нее.

– Эй! – крикнула она. – Эй!

Голос запрыгал между полом и потолком, как мяч.

– Да погоди же! – Керидвен подхватила юбки и побежала. Женщина ринулась навстречу – и Керидвен едва успела выставить руки перед собой. Ладони уперлись в зеркало.

Керидвен сплюнула. Отражение сделало то же самое и перестало походить на духа.

Себя не узнала, вот дурища-то.

Хотя немудрено, конечно.

Зеркало было во всю стену, и коридор продолжался за ним – совершенно неотличимый.