– И что? Если скажу? – мокрый весь, вода по смуглым скулам стекает, капает на воротник рубашки, катится прозрачными дорожками по сильной шее. Сдавил мое плечо с такой силой, что у меня перед глазами потемнело. – Отвечай, когда я спрашиваю! Трахалась?

– Ты…ты больной на голову?

Ударила его по груди кулаками.

– Отойди. Я домой хочу!

– Скажи – да или нет!

– Пошел вон!

Не пропускает, стоит, как стена. Набыченный, злой, мокрый и смотрит на меня, как дикий зверь.

– Не ответишь – утоплю!

– Попробуй! Верзила чокнутый!

Я не ожидала, что он схватит меня за талию и потащит к воде, наклонится вместе со мной. Поскользнется на дне и упадет, роняя меня, придавливая всем телом так, что я вся ушла под воду.

Выдернул за шею наружу.

– Да или нет?

На доли секунд стало страшно, что, и правда, утопит.

– Нет!

И ударила изо всех сил по щеке. А он вдруг схватил меня в охапку и к себе насильно прижал.

– Не выйдешь ни за кого. Я запрещаю!

– Еще чего! – а злость стихает, и я во все глаза смотрю на его губы и снова в глаза. Мокрые волосы упали на лицо, и мне невыносимо хочется их убрать.

Время вдруг остановилось, закружилось вокруг нас застывшими в воздухе каплями воды. Как же бесконечно долго он опускает ко мне свое лицо. Не целует. Нет. Едва касается губами моих губ. А мне так жарко и так страшно. Сердце готово остановиться.

– Вереском пахнешь, – какое горячее у него дыхание. Я глаза закрыла, предвкушая поцелуй, но его не последовало. Только смешок издевательский.

– Ты уснула?

Удивленно распахнула глаза. Лыбится гад. Толкнула в грудь, пытаясь отпихнуть, но он расхохотался.

– Что? Думала, поцелую тебя, шмакодявка?

– Ничего я не думала! Отпусти! Придурок!

Схватил за затылок.

– Еще раз придурком назовешь…пожалеешь!

– И что ты сделаешь?

Когда его губы накрыли мой рот, смяли, жадно, сильно, я застыла… Никто и никогда меня не целовал. Я не знала, что делать… хотелось одновременно и вырваться… и целовать в ответ. Не просто целовать, а кусать его мягкие, сочные губы, терзать их. Делать с ними что-то немыслимое. Отчаянно попыталась отстраниться, хватаясь за рубашку, царапая спину, обманывая себя, что хочу… чтобы отпустил. Но вместо этого я как-то неловко ткнулась губами в его рот, приоткрыла свой и тут же ощутила, как наглый язык скользнул внутрь и сцепился с моим языком. Задохнулась, втягивая его дыхание. Как соль моря, лайм и горький табак.

Вот и все. Больше я себе не принадлежу. Сальва ди Мартелли поставил на мне свое проклятое клеймо. А я позволила.

Отстранился, тяжело дыша. Кажется, он весь дрожит от напряжения, и ладони стискивают мое тело с такой силой, что мне самой тяжело дышать.

А он рывком к себе прижал. Спрятал мое лицо у себя на груди, впился лапой своей огромной мне в волосы.

– Ты ужасно целуешься, малая.        

– Научи…, – шепотом, какая-то вся слабая, онемевшая с невесомым телом, с глазами, наполненными каким-то адским блаженством, – поцелуй меня еще раз.

Задрала к нему лицо, и дух перехватило от осознания, что только что мы с ним целовались. Не так пошло и липко, как у него с той белобрысой было. Совсем не так.

– Обойдешься.

Глаза округлились от неожиданности. Захотелось опять его ударить. От бессильной ярости и понимания, насколько я слабая и глупая.

– Ну и ладно. У других попрошу.

– Каких других?

Вот и нет улыбки. Стерлась. И глаза кровью наливаются.

– Просто других. Тебе какая разница?

Внезапно пятерней меня за лицо схватил.

– Запомни, малая, я убью каждого, кто на тебя посмотрит. Каждого, кто до тебя дотронется.

– Чего это? Ты мне никто, чтоб распоряжаться мною!

Попыталась вырваться, но безуспешно.