«Что у вас болит сердце, это мы уладим быстро, – бормотал он будто бы про себя (за этим я и зашёл в аптеку, хотя и не успел сказать об этом). – Вот выпейте этого коктейля (напиток в высоком стакане состоял из ароматной сладковатой пены, от двух глотков которой сердце утихло), но это не самое главное… Ну-ка посмотрите мне в глаза, так, так… Ну да, конечно, соединяющий раздваиватель в пропорции семь десятых…» Аптекарь уже сидел за своим столиком, что-то смешивал в стеклянных посудинках, и я знал, что ни за что на свете не откажусь от предложенного им снадобья. Пену я допивал с упоением, узоры на оконных шторах источали ласковое сияние, и оживали, превращаясь в иллюстрации к бормотанию аптекаря.
Вот ребёнок, умиляющий нас цельностью своего существа. Ребёнок, ангелёнок, ещё несущий в себе искру космического единства. Он смеётся мне со шторы, и я вижу, что ему нет нужды в соединительных усилиях. Вот прозрачный облик святого, благодатно сохранившего свою цельность на всю жизнь. Но узорчатая круговерть колышется, и из неё выплывают обычные люди – взрослеющие, взрослые, стареющие. Каждый из них, отделяясь от детства, от единства с миром, остаётся замкнутым в себе, и жаркий огонек эгоизма, самососредоточености потрескивает в каждой душе, грозя охватить её пожаром. И тут приходит на помощь спасительный раздваиватель, помогающий одной душе узнать и полюбить другую. Соединительный раздваиватель, перекидывающий мостик от души к душе, а значит и от души к космосу, ко вселенной, к центру жизни.
Шторы колыхались, узоры превращались в фигуры, фигуры в узоры, голос аптекаря вёл свой тихий рассказ, а руки его продолжали мастерить таинственное снадобье…
Угасание или неугасимость
Те, кто пытается свести чувство любви к житейскому психологическому механизму, так и этак обосновывают неизбежность угасания этого чувства, перехода любви в «глубокое уважение» и так далее. Есть много способов обессмысливать то, до чего не дотягиваешь. Но духовный смысл у любви может быть только вневременным, родственным вечности.
Или душа нашла особую, глубинную, космическую связь с другой душой – или не нашла, тогда ни о чём особом говорить не приходится. Любовь умирающая – это в лучшем случае лишь попытка любви, неудавшаяся её попытка.
Ощущения, связанные с неугасимостью любви, знакомы даже тем, чья попытка позже потерпит крах. Клятвы в вечной любви свидетельствуют о том, что мы знаем, каким должно быть это чувство.
И насколько же важен опыт тех, кому попытка любви удалась! Тех, кто внутренне знает о непрекращаемой связи, даже с ушедшим человеком, о связи к нему и от него. Правда, этим знанием нелегко поделиться.
Любовь как усвоение
Спасая человека от внутренней механичности, от эгоцентрической зацикленности, от одностороннего виденья мира, чувство любви постоянно наделяет его новым внутренним знанием. Пытаться изолировать это знание от прочих чувств и переживаний, считая чувство любви чем-то отдельным, лишь примыкающим к остальной душевной жизни, означало бы не заметить в нём самого главного.
Чувство любви в высоком, напряжённом смысле этого понятия – это конечно же чудо, вошедшее в нашу судьбу. А чудеса зря не происходят. Это источник светлого знания о подлинной природе человека, о его душевных возможностях. Знания интуитивной природы, которое может вступать в парадоксальные противоречия с нашим рациональным, житейским знанием. И наша способность усвоить знание любви, воспользоваться им в своём развитии многое определяет в истории нашей души.
Раздел 2
Чувство любви
Попытка присмотреться получше