А хозяин схватил свою кисть и, подбежав к стене, несколькими взмахами обрисовал там фигуру. И соседище, уже взмахнувший кулаком, вдруг влип в эту фигуру, заполнил её и превратился в маленькое нелепое чудище с тёмными кругами злобы в глазах. Чудище заплясало, негодуя на свое превращение, и вдруг, выставив из стены две когтистых лапы, ухватило и потащило к себе моих старичков.
Нет, уже не старичков! Юные и прекрасные, они с кошачьей (да-да) гибкостью увернулись от чудища в уходящем вглубь пространстве живописной стены и, спина к спине, одновременно сверкнули оружием. Кисть превратилась в шпагу с золотым эфесом, а карандаш моей хозяйки-сочинительницы стал пистолетом с длинным воронёным стволом и узорчатой изящной рукояткой.
Я в восторге мяукнул, когда выстрел и удар поразили чудище и оно рассыпалось на мелкие крошки. Но из-за кустов появились новые невообразимые твари. Одни стремились ужалить в поясницу, так чтобы человек охал и кряхтел, потирая спину. Другие облепляли голову липкими щупальцами. Третьи въедались в руки и ноги…
Ах, как сражались мои хозяева! Как они защищались и защищали – он её, она его! Мяу! Я прыгнул к ним и почувствовал, как расту в собственных глазах. Царственным тигром улёгся я на пригорке, уверенный в нашей победе, и ободрял юную влюблённую пару царственной улыбкой.
Место в душе
Если чувство любви властвует над всем сознанием человека, это вполне достойно поэтического восхищения. Но руководить другим чувством, помогать ему в его заботах – чувство любви не предрасположено. Оно достаточно сосредоточено на своём предмете, и это естественно.
Другое дело – тот общий настрой, который способно задать душе это чувство. Постигая тайны самого близкого к нему другого внутреннего мира, человек становится способнее к пониманию других людей и их отношений. Любовь способна одухотворить нас и вдохновить на то, что нам не под силу, пока мы остаёмся в невидимом круге эгоцентризма. Даже в самое высокоорганизованное сознание любовь вносит особую энергию, без которой всё немножечко не так. А иногда и совсем не так.
Содействие и противодействие
Пока чувству любви не удастся упрочиться в душе среди других чувств, пока его свет и жар не станут необходимы для всех сограждан внутреннего государства, ему приходится непросто. Ведь все прочие чувства рядом с чувством любви подвергаются испытанию. И каждое из них по-своему участвует в испытании нового чувства.
Любовь – это прежде всего возмутитель спокойствия. Во встрече с другой душой всё привычное подвергается пересмотру. Что-то становится гораздо прочнее, и это опора для любви. Что-то требует переиначивания. Что-то оказывается несовместимым с новыми переживаниями, и здесь необходима внутренняя работа. Дело в том, готовы ли мы к этой работе.
Готовы ли мы вообще к любви? И лучше ли это – быть готовым?
Может быть, внутренняя «готовность к любви» подталкивает нас к подмене любви влюблённостью. К подмене чувства – эмоциональным волнением. К подмене жизненного выбора – совпадением обстоятельств… А неготовность к чувству, которого пока нет, мы уважительно называем целомудрием.
Но не будем восхвалять и внутреннюю забронированность. Человек, сосредоточенный на себе самом, эгоистически зацикленный, может умертвить в себе саму способность к любви. Это трагедия.
Между этими двумя драматическими полюсами нам остается выбирать свой образ внутренней жизни. Выбирать до тех пор, пока это не потеряет всякое значение перед живым чувством.
Отклик
Говоря о внутреннем мире, нам приходится отказаться от такого взгляда, когда под словом «любовь» подразумевают отношения или взаимные чувства двух людей. У нас речь идёт прежде всего об одном внутреннем чувстве. О