– Я готов, Ядвига. Готов! – Ярослав резко встал.

Анисим подскочил за ним, ухватил за шею:

– Опомнись! Как же невеста твоя!

Тоскливо выдохнул молодец Удалой:

– Простит, коли сможет. Но не могу я жениться на ней. Как только увидал я красу Снегурочку, сразу понял, она – моя судьба, она моя любовь и моё предназначение. Лада верит в старых богов, верит в силу, что движет всем. Она простит меня. Простит, коли сможет.

– А как же Чернигов? Дружина княжеская и поход на печенегов, будущее твоё героическое?!

Ярослав убрал руку друга с шеи, подошёл к Снегурочке:

– Она моё будущее, и я готов быть для неё одной героем. – Чары ли украли разум молодца, бес попутал, али опоен он был пряным зельем старухи яги, но воспротивился он богатырю Анисиму настолько, что сказал: – Не уйду я отсюда живым. Не оставлю ни за что любовь свою снежную.

С грустью в сердце Анисим покинул избу у реки Смородины, с неподдельной печалью возвратился в посад муромский. Он знал, что Лада придёт с рассветом к нему, дабы спросить, почему не воротился её суженый Ярослав. Анисим не понимал, как пожалеть её, да и сможет ли он.

«Леший всё шутит, как может, как знает:

Немного зарежет, чуть-чуть растерзает.

Упрямый как пень и шальной как повеса,

Играет на нервах у целого леса…»

(Песня пропавшего в муромских краях кобзаря, фрагмент).

«Он выбрал её», – ещё раз сказал Анисим, когда Лада хоть немного успокоилась.

Она позволила себе столь дикую истерику при богатыре, что теперь её трясло от стыда, а не от гнева или кромешного непонимания.

Лада за несколько минут пережила целую бурю эмоций. Но аффект спал, и теперь появилось ощущение, что годы прошли с тех пор, как она услышала эту фразу впервые. Лада медленно приходила в себя, стоя на пороге дома Анисима. Когда она пришла к нему, воротившись от родителей Ярослава, то не решилась войти в ответ на приглашение. Почувствовала неладное.

«Он выбрал её, выбрал как женщину», – ответил Анисим, когда Лада спросила, почему Ярослав решился геройствовать ради Снегурочки, ради чужой, ледяной и зловещей, окутанной мраком тайны и ужасным заклятием.

«Ярослав предал меня», – зажглась лучиной в уме Лады осознанная правда.

Их нарекли сужеными. Они ещё не дали клятвы перед господом, но их будущий союз засвидетельствовала родня и сваты. Что люди скажут?

Анисим посмотрел на Ладу с глубокой тоской. Его суровый взгляд уступил ласковому и сочувственному взору. Она не выдержала этого.

– Мне жаль, – Анисим сказал это, едва не подавившись собственными словами. По крайней мере, Ладе так показалось.

«Жалость. Значит, я жалкая? Так считает теперь богатырь?» – она убежала прочь. Новая волна отчаянья накрыла. Стиснув одной рукой пуховый платок, прикрывая нос и рот другой, Лада пронеслась мимо отчего дома Ярослава, мимо несущих в коромыслах воду соседок, мимо Смиляны, нагружающей телегу товаром для муромского базара. Демьян что-то выкрикнул ей, рукодельничая на скамье у своей полуземлянки, она чуть не сбила с ног выскочившего из кустов Еремея, едва не столкнулась с братцем Федотом, несущим ведро отрубей с мельницы.

Бежала и бежала, остановилась у высоких кустов волчьей ягоды, вставших у окраины северного муромского леса.

– Что бы ты там ни решил, передо мной объяснишься, не отвертишься, – сказала Лада самой себе вслух и смело зашагала в наполненный тайнами лес.

Она ходила по этим узким тропам много раз, но никогда не углублялась на север в те дебри, где бежит ручей, зовущийся рекой Смородиной, где живёт отшельница, прозванная сплетниками Бабой-ягой.

Хмурые пейзажи успокаивали. Серые и бурые краски, оттеняющие тёмно-зелёную глубину основного фона, находили отклик в душе, вторя настроению Лады. Её дыхание выровнялось, а ум стал ясным. Постепенно вернулось былое внимание к деталям. Узор колючего леса выстилал почти прямой путь.