– Мы заметили, – Яна ворчит.

И чего этих монстров путает соседка, что с ними гуляла, я не понимаю.

Да, похожи они, как однояйцевые близнецы, и одеваются из вредности одинаково, но ведь всё равно разные.

Даже если Яна прячет длинные волосы под бандану.

– Я вам предлагала разойтись мирно, – я сообщаю, прислоняюсь затылком к дивану и откладываю бесполезный бластер, – вы первые начали!

– Мы только помидор, – Ян возражает обиженно, пыхтит.

– На мою любимую футболку!

Хотя, наверное, да: раскалывать яйцо, которое я как раз держала в руках, на голову паршивца в ответ было не педагогично.

Драться подушками и швыряться игрушками – тоже, а про душ, которым я ответила на водяные пистолеты, скажу только, что меня загнали в угол под названием ванна и выбора не оставили.

Вот.

Так Кириллу Александровичу и скажу, если успею.

Его драгоценные и чудесные племянники сами виноваты.

Поладим мы, ага, как же.

– А ты мне ещё суп на голову надела! – летит в мой адрес новая претензия.

От Яны.

А да, забыла.

В свое оправдание могу сказать, что он был не горячим и меня в ответ засыпали мукой. В общем, на кухне ремонт тоже требуется.

Или, как минимум, генеральная уборка.

– А вы мне в кофе глаз подбросили!

Всплывший в виде красного глаза лизун, к их огорчению, орать меня не заставил. И не такое я в свой жизни видела.

Выкусите.

– Так ты же не испугалась, – разочаровано тянет Яна.

И смешок я давлю.

Нашли чем пугать, суслики, я в меде учусь.

Я эти глаза несчастные видела и перевидела, ещё и учила. И вообще на первом курсе, на самом первом занятии, у нас была экскурсия по кафедре, в пятую комнату, где влажные препараты, читай трупы целиком и по частям.

Мы были без перчаток, а наш препод – без гуманности.

И да, это была проверка на вшивость, ведь «какой ты врач, если голыми руками взять боишься препарат». Подумаешь что этот препарат чей-то мозг, поскольку в начале сентября в тазах лежит только он для второго курса. Подумаешь когда-то живого человека. Подумаешь, что это второе сентября и твой второй день учёбы.

Полушария и мозжечок, как эстафеты, пришлось брать всем и не кривиться, поэтому… не надо было кидать желеобразную гадость мне в волосы, суслики!

От неё я тоже не завизжала, введя детей в окончательное уныние и заставив креативить.

Использовать, кажется, недельный запас гадостей для нянь.

– Поэтому вы достали молоток и разыграли пробитый палец? – теперь с возмущением спрашиваю уже я.

Ибо тут – да, я испугалась.

Испугалась, представив, как буду рассказывать Кириллу Александровичу, каким образом его малолетние очумелые ручки пробили гвоздем палец насквозь. Впрочем, что ему рассказать, у меня всё равно осталось.

Например, я могу поведать, какие его племянники дарования и талантливые актеры, поскольку Яну, несущемуся ко мне с расширенными глазами и воплями на одной ноте «А-а-а», я сначала даже поверила.

– Мы пошутили!

Их синхронный сигнальный вопль заставляет поморщиться и проворчать с досадой:

– Ну, так с пауком я тоже пошутила.

Откуда я знала, что Яна их боится, а её брат кинется мстить и швырнет помидор, после которого у нас и началась битва века.

Там вообще даже не паук, а паучок был.

Ма-а-аленький.

Мы его с Элем, как подозреваю, в том же магазинов приколов покупали для препода по философии.

– Нас Кирилл убьет, – вздыхает Яна.

И приходится признать, что она права.

Убьёт.

Я тоже вздыхаю.

Вообще для шести лет эти малолетние поганцы слишком сообразительны и умны, а поэтому, может быть...

– Что, суслики, зарываем топор войны? – я спрашиваю с надеждой.

Выглядываю, чтобы узреть высунутую из кухонного проема руку с белым флагом. Рука активно машет, а во флаге я с трудом признаю полотенце.