Глаза.

Опять почти чёрные.

– З-здрасьте… – я улыбаюсь.

И неловко оступаюсь.

***

– Штерн, объясни, почему от тебя вечно одни проблемы? – Кирилл Александрович злится и морщится.

Я же молчу и ледяную бутылку воды, обмотанную платком, ему протягиваю.

Мы сидим на краю фонтана.

– Извините.

Падая, я заехала Лаврову рукой по глазу.

В руке был телефон.

– У меня завтра врачебная комиссия, – он бубнит страдальчески, прикладывает бутылку и к глазу, и ко лбу.

– Хотите тоналку одолжу? – я предлагаю оптимистично, выдвигаю варианты. – Или ещё можно…

«Ещё» предложить я не успеваю: на меня выразительно смотрят, и я тактично замолкаю.

Во избежание.

Купания в фонтане, например.

– Вы хотя бы ели сегодня? – отнимая бутылку и вздыхая, кажется, смиряясь с неизбежным, тоскливо интересуется Кирилл Александрович.

– Угу, – я активно киваю китайским болванчиком.

В тишине – какой-то нашей с ним, поскольку внешний мир шумит всё также – мне сидеть надоело, а потому отчёт за день я выдаю бодро.

Рапортую:

– Мы два раза в кафе заходили. Один раз в пиццерию, а второй в нормальную. Суслики даже суп съели!

Водой, которую некоторые решили столь невовремя испить, Кирилл Александрович давится и на меня ошарашенно смотрит.

– Что?! – я, переставая долбить его спине, вопрошаю возмущённо.

На всякий случай.

Мало ли…

– Дарья Владимировна, они не едят суп.

– Ну… – я мешкаю, сообщаю неуверенно, – я умею убеждать.

Шантажировать.

И обещать сотку, если суп съедят.

– Как?

От ответа, к счастью, меня спасают сами суслики. Они, раскинув руки, наперегонки несутся к Лаврову от боковой дорожки и Милы с Ромкой, вопят радостно:

– Кирилл! Кирилл!

И на мгновение мне кажется, что Лавров не удержится, отправится купаться в фонтан вместе с монстрами, но он их проворно ловит, треплет по макушкам.

Замирает.

Но я не придаю этому значение, смотрю, как Мила в отдалении машет рукой и жестами показывает, что потом позвонит. И ответить ей я не успеваю, потому что зловещее шипение отвлекает, заставляет оглянуться на Кирилла Александровича.

Послушать уже привычное:

– Штерн…

Он разворачивает ко мне сусликов.

И я вздрагиваю.

Чёрт.

А точнее Чеширский кот, у коего улыбка больше смахивает на Челси, и зелёное неопознанное чудовище.

[1] Топка – топографическая анатомия и оперативная хирургия.

10. Глава 9

– А-а-а-а-а-а-а, – Ян завывает на одной ноте.

Старательно так завывает.

И соседи снизу ему столь же старательно аккомпанируют по трубам.

– У-у-у-у-у, – продолжает дальше повторять алфавит суслик, пока я, удерживая одной рукой его голову, пытаюсь второй оттереть грим с другой щеки.

Офигенно стойкий грим.

Ни водой, ни с мылом он стираться не стал, и купленные – до магазина, сверкая глазами, сгонял Кирилл Александрович – средства для снятия макияжа на любой вкус и цвет лишь слегка его размазали. Ухудшили ситуацию, ибо из неопознанного зелёного чудовища с жёлтыми глазами Ян стал… Гринче м.

Об этом завороженно выдохнула Яна, что на стиральную машину рядом с братом была заботливо водружена дядей.

Её отмыть тоже не получилось.

– Не, он Шрек, – я, подумав, не соглашаюсь.

Переключаюсь на лоб, а Ян на протяжное: «И-и-и-и…»

– А, по-моему, больше на Халка похож, – вносит свою лепту от дверей Кирилл Александрович.

Он, к моему удивлению, даже не сердится.

Кажется, смиряется.

По крайней мере его бормотание: «Ну хотя бы живы» вполне можно принять за смирение с неизбежным и осознание, что да, главное – все живы, а разнесённый в хлам дом, спалённая кухня или несмываемый красочный ужас – это уже так, мелочи жизни.

Второстепенные.

– Или у суслика ветрянка, – я, глядя на гневно сопящую рожицу монстра, бессовестно дразнюсь, – когда родители, не заморачиваясь, в зелёнке полностью искупали.