С закрытыми глазами дойду.

Не сосчитать сколько раз ходила и, если не отчислят, ходить ещё буду.

– Даша, – меня довезли до озвученного адреса, окликнули впервые по имени, когда я уже выбралась из машины и прощание невнятно пробормотала, – я… не стану никому ничего рассказывать.

– Почему? – я застыла, а потом развернулась и на Кирилла Александровича, согнувшись, посмотрела недоверчиво.

– Потому, – он усмехнулся и, наклонившись, потянул открытую дверь на себя, – будем считать, что за тобой должок.

Насмешливый голос раздался около самого лица, а потом хлопнула дверь, и чёрный внедорожник, хищно сверкая алыми огнями, бесшумно укатил в снежную ночь.

[1] Сагиттальный (анат.) - делящий продольно на правую и левую половину.

[2] Gyrus angularis (от. лат) – угловая извилина.

[3] Consuetudo est altera natura (от лат.) – привычка – вторая натура.

2. Глава 1

Июнь, 30

– Кто знаток физы?! Я – знаток физы!!!

– Даха, у тебя трояк, – Лина сообщает меланхолично.

Наблюдает, как я танцую, приговариваю радостно:

– Кто закрыл сессию? Я закрыла сессию!

– Так-то ещё практика, – Ромочка хмыкает скептически.

Тоже смотрит.

Вздыхает шумно, видимо, признавая, что медицина в моём случае бессильна.

– Кто молодец? Я – молодец! Кто молодец? Я – молодец!

– Ну всё, кукуха на радостях уехала окончательно, – Вано, задумчиво следя за движениями победного танца, заключает чрезмерно печально.

И приходится остановиться, посмотреть на него, пользуясь случаем и разделяющими нас метрами, свысока.

– Моя кукуха, Иван Максимович, уехала ещё на анате, – я просвещаю его снисходительно, спускаюсь неторопливо с верхних ступеней пролёта между вторым и третьим этажом, на которых я и отплясывала, – и возвращаться не собирается. Смирись.

– Обязательно, и рубашку принесу, смирительную, – Вано кивает, уточняет с гоготом, а после пальцами звучно прищёлкивает, делится информацией. – Кстати, о птичках. Сейчас видел нашего Красавчика, злющий как чёрт.

– А он бывает другим? – Лина фыркает, закатывает, показательно припоминая, глаза. – Он либо издевается, либо злится, либо… издевается. Хорошего настроения у Кирилла Александровича не бывает, да, Дашка?

Да, Лина.

О да.

Я спотыкаюсь и, отвечая невнятным мычанием, кошусь на скорчившего в тот же миг невозмутимую рожу Ромочку.

В ту декабрьскую ночь я назвала именно его адрес, взбежала, не дожидаясь лифта, на восьмой этаж, и кнопку звонка, задыхаясь от бега и эмоций, я вдавила. Выдохнула, когда открыла мне Мила – новоиспеченная жена и кость в горле половины нашего потока, поскольку известие о женитьбе Романа Кирилловича огорчило и привело в уныние многих.

Казанова он был знатным.

– Привет, – она сказала невозмутимо.

Пропустила без всякого удивления и вопросов, словно гости в два часа ночи для них обычное явление, заварила чай по каким-то особым бабушкиным рецептам. Я же, устроившись за барной стойкой, рассказала в красках о случившемся.

– Дела-а-а, – Ромыч протянул хмуро, переглянулся с женой.

– Может, правда, никому ничего не расскажет? – Мила, ставя передо мной чашку с блюдцем, спросила с надеждой, отвесила по пути затрещину любимому мужу. – Ромка, ты балда.

Я же, глядя на потирающего затылок Ромку, втянула голову в плечи и притихла. Кто ещё тут балда указывать и показывать не надо.

Сама знаю.

– Чёрт его знает, – Ромыч насупился, – он у нас принципиальный. Кра-са-а-а-авчик.

Последнее было проговорено со злостью, и я согласно вздохнула.

Кирилл Александрович Лавров, действительно, был красавчиком.

Молодым – как донесла разведка, тридцать два года – красавчиком. На кафедре он был первый год и преподавать, как опять же шептались, согласился только по большой милости, любви к родному институту и уговорам завкафедры, так как набор в этому году увеличился и преподов катастрофически не хватало.