Тьфу, вот уж действительно глупость! Зачем тогда маскарад с комнатами и одеждой? Нет, я няня наследника и должна держаться с достоинством и скромностью. Типа Джейн Эйр. Да, сэр, нет, сэр. Ой нет, ваше величество. Нет, ваше императорское величество.

Мы прошли по длинному коридору, свернули в галерею, где напротив стрельчатых окон с витражами вместо стёкол висели на стенах прекрасные гобелены, но теперь уже с изображениями каких-то правителей. Сплошь мужчины, сплошь молодые красавчики, только одежда разная. Видимо, разные эпохи. Если император так же симпатичен, как эти портреты, то я согласна даже на несколько реверансов!

Галерея завернула налево (в любящую сторону), и мы оказались в зале – вероятно, бальной. Она была пуста, гулка и сверкала полированным полом, сделанным словно из единого куска камня. Глашатай заскользил по нему, я последовала за ним с опаской, но мои кроссовки под платьем крепко цеплялись резиновыми подошвами за гладкую поверхность. Перед нами раздвинулись высокие двери, подросток вошёл первым и громко объявил торжественным голосом:

– Няня его императорского высочества эсси Макария, человек!

Он не смотрел на меня, но я поняла, что надо идти. И что ждёт меня в следующей зале нечто грандиозное.

Это оказалась тронная зала. Огромное кресло, каменное, как и всё в этом замке, радужное, под стать витражам в узких окнах, под стать платьям девушек, стоявших со склоненными головами вдоль стен, под стать камзолам мужчин, сгрудившихся у трона. А на нём сидел дракон. Самый настоящий, никакой там не человек, никакое не парадное воплощение. Просто дракон в чёрной тоге. Крылья, рога, зубастая пасть, налитые кровью глаза, когти, хвост…

Ой ё…

Можно уже падать в обморок? Или сначала попытаться изобразить реверанс?

– Эсси Макария, мы выражаем тебе свою бесконечную благодарность за спасение нашего сына – юного и посему ещё не слишком рассудительного.

Голос императора показался мне рокочущим грохотом водопада.

– Не за что, ваше величество, – пролепетала я, присаживаясь и старательно оттягивая думающую ногу в сторону.

– Мы также выражаем своё бесконечное неудовольствие по поводу твоего присутствия в империи. Люди не должны приходить в этот мир.

– Но… почему? – вырвалось у меня.

Дракон раскрыл пасть, растянув губы, и мне показалось, что он улыбается. На самом деле император фыркнул, выпустив из ноздрей густой белёсый пар:

– Люди! Жестокие, хитрые, самовлюблённые и эгоистичные создания. Ни один из вас не смог и не сможет принести нам ничего полезного без разжигания вражды и уничтожения всего существующего.

Мне стало не по себе. Как этот ящер позволяет себе высказываться о том, чего не знает? Выставить целую расу – мою расу! – убийцами и двуличными сволочами! Это по меньшей мере некорректно, а вообще – оскорбительно. Но как возразить ему? Вон какие клыки и когти, вон сколько народу смотрит на меня с пренебрежением и открытой неприязнью.

Глубоко вздохни, Маша. Уйми колотящееся сердце. Ты же никогда не боялась резать правду-матку в глаза людям! Людям, но не драконам. А чем драконы хуже?

– Со всем уважением к вам, ваше императорское величество, я думаю, что вы неправы.

Шепоток пробежал по рядам подданных. Все они начали переглядываться, то ли удивляясь моей смелости, то ли гадая, через сколько времени меня казнят. Дракон же подался вперёд, и его когти впились в каменные подлокотники трона:

– Ты посмела нам перечить?

– Вы не можете знать о людях то, что знаю о них я. Да и обо мне больше меня самой знать не можете. Никак.

Перешёптывания смолкли. В зале наступила звенящая тишина. Дракон насупился, сдвинув брови, прикрыл глаза. А я с трепетом ждала, когда он снова оживёт. Ох, как отец с сыном похожи! Такие же тупорылые морды, правда, папашина длиннее, такие же загнутые рожки. Господи, почему мне кажется, что венценосный император обдумывает самый мучительный из всех ему известных способов казни?