Нулевой этаж Михаил Гинзбург

Пробуждение – это всегда выдох Башни тебе в лицо. Спертый, многослойный, как археологический раскоп запахов. Сегодня в букете доминировала кислая вонь перегоревшей изоляции и что-то неуловимо сладковатое, трупное – крыса сдохла в перекрытиях, не иначе. Или не крыса. Я – Крыса – пока дышал. Это уже достижение по меркам сорок седьмого уровня. Сорок семь этажей ада до гипотетического «верха», где, по слухам, воздух не воняет чужой переваренной едой.

Я сполз с лежака – спрессованная ветошь, давно забывшая первоначальный цвет. Тело затекло, каждый сустав скрипнул, как несмазанная петля шлюзовой двери. Комнатушка – пенал два на три. Стены из рифленого пластика, когда-то белого, теперь цвета застиранных трусов. Единственное «окно» – мутный глазок видеофона, давно ослепший. Погода в Башне всегда одинаковая: легкая духота, вечный полумрак аварийных светильников и гул. Непрерывный, низкочастотный гул – это Башня дышит, переваривает своих обитателей, шепчет тебе на ухо: «ты – ничто, винтик, пылинка в моих бетонных легких».

Завтрак – половина протеинового батончика «Энергия+». Вкус картона, пропитанного рыбьим жиром и несбывшимися надеждами. Вторая половина – Лии. Всегда Лии. Мысль о ней – единственный антисептик в этой клоаке.

Пора на «промысел». Это не работа, не служение обществу победившего зомби-апокалипсиса, запертому в этой вертикальной консервной банке. Это необходимость. Как дышать. Только дышать здесь бесплатно, хоть и противно. А жрать – уже привилегия.

Я натянул свою «вторую кожу» – темную, бесформенную куртку с капюшоном и штаны с миллионом потайных карманов. Обувь – мягкие самодельные мокасины, подошвы которых знали каждый выступ, каждую выбоину на маршруте лучше, чем мои собственные ладони. Внешний мир Башни – это не для неженок.

Коридор встретил привычной симфонией: кашель за тонкой стеной слева, приглушенная ругань справа, монотонный плач ребенка этажом ниже, капающая вода откуда-то сверху – вечный саундтрек нашего маленького персонального чистилища. Воздух здесь был еще гуще, чем в моей конуре, пропитан испарениями общей столовой, запахом дешевого дезинфектора, которым «Чистильщики» иногда для вида поливали пол, и все тем же неистребимым духом отчаяния.

Пара соседей прошмыгнули мимо, не поднимая глаз. Здесь так принято. Лишний взгляд – лишний повод для неприятностей. Каждый сам за себя, и только Башня за всеми нами – присматривает, как тюремщик за заключенными, которым некуда бежать.

Мой сегодняшний маршрут лежал на сорок третий. Четыре этажа вверх. Четыре круга ада в миниатюре. Там жили «почти люди» – те, кто еще цеплялся за иллюзию порядка, у кого были какие-никакие «работы» по обслуживанию систем Башни. У них могло быть что-то ценное. Не золото, конечно. Золото здесь не жрут. Батарейки. Медикаменты. Лишний кусок мыла, который можно выменять на что-то съедобное.

Лестничные пролеты были завалены мусором – Башня производила его с энтузиазмом маньяка. Периодически его сбрасывали вниз, в технические шахты, где он прессовался, гнил и, возможно, порождал новые, удивительные формы жизни. Я двигался как вода, обтекая препятствия, сливаясь с тенями. Каждый скрип ржавых ступеней, каждый шорох под ногами – это сигнал. Уши – мой главный инструмент. Глаза в этом полумраке часто врали.

На сорок пятом – короткая остановка. За одной из дверей – особенно мерзкий тип из младшего обслуживающего персонала вентиляционных систем. У него всегда были лишние фильтры для очистителей воздуха. Не то чтобы они сильно помогали, но Лия меньше кашляла, когда я приносил свежий. Замок поддался тонкой стальной отмычке за пятнадцать секунд. Тишина. Внутри – предсказуемый бардак и тяжелый запах немытого тела. Фильтры нашлись в обычном месте, под койкой. Плюс одна упаковка синтетических витаминов с почти не истекшим сроком годности – джекпот.

Сорок третий встретил чуть более разреженным воздухом и иллюзией чистоты. Здесь даже горело больше ламп. И патрули «Чистильщиков» появлялись чаще. Осторожность пришлось удвоить, превратиться из воды в тень, в шорох ветра в заброшенной шахте.

Цель – квартира техника связи, известного своей забывчивостью и любовью к консервированным фруктам. Редкая и дорогая дрянь. Фрукты меня не интересовали. А вот аккумулятор для старенького инфопланшета Лии, который он мог оставить на зарядке…

В этот раз удача улыбнулась мне своей щербатой пастью. Дверь была не заперта. Техник, видимо, отлучился «на минутку», которая в реалиях Башни могла растянуться на часы. Планшет лежал на столе. Рядом – почти полный аккумулятор. И – о, щедрость слепого случая! – нераспечатанная банка персиков.

Я прихватил аккумулятор и банку. Персики – это почти праздник. Это улыбка Лии. А ради ее улыбки можно было бы и самому Ориону в пасть заглянуть. Хотя нет, об этом лучше не думать. Плохая примета.

Обратный путь всегда быстрее. Спуск по знакомым ступеням, мимо тех же закрытых дверей, за которыми кто-то так же боролся, любил, ненавидел и медленно сходил с ума.

В моей конуре пахло чуть меньше смертью – наверное, сквозняк прошелся. Лии еще не было – она работала в общей прачечной, отрабатывая пайку и право на койко-место. Место рядом со мной.

Я выложил добычу на стол: фильтр, витамины, аккумулятор. Банку с персиками припрятал. Это будет сюрприз. Маленький, консервированный кусочек солнца в нашем беспросветном мирке. Я сел на лежак и закрыл глаза. Еще один день прожит. Еще одна кроха вырвана из зубов этой бетонной махины. Завтра Башня снова потребует свою дань. И я снова пойду платить. Потому что другого выбора у меня, у Крысы с сорок седьмого, просто не было. А потом я услышал за дверью шаги. Тяжелые. Слишком много. И слишком уверенные для обитателей нашего этажа. Не к добру. Ох, не к добру.

Глава 2. Непрошеные Гости и Хрупкий Свет

Дверь не выдержала. С треском, похожим на перелом старых костей, она отлетела внутрь, едва не задев меня. Дешевый пластик разлетелся осколками, как разбитые иллюзии. На пороге – двое. «Чистильщики». Всегда двое. Словно ублюдочные сиамские близнецы, сросшиеся казенной формой и общей тупостью.

Форма – темно-серая, безликая, как небо Башни за толщей бетона. На груди – тусклый значок с номером. Лица – такие же. Стертые, будто их терли наждачкой, чтобы убрать все человеческое. В руках – электрошоковые дубинки, небрежно покачивающиеся, как маятники часов, отсчитывающих чье-то последнее спокойное мгновение.

«Плановая проверка, сорок седьмой», – прохрипел тот, что повыше, с голосом, напоминающим скрежет плохо смазанного механизма. Слово «плановая» всегда означало «ищем, до чего докопаться».

«Какие планы, такие и проверки», – пробормотал я себе под нос, достаточно тихо, чтобы они не расслышали, но достаточно громко, чтобы самому себе не показаться окончательно сломленным.

Они вошли, не спрашивая. Их ботинки, подбитые металлом, оставляли на моем полу, если эту грязную поверхность можно было так назвать, глубокие царапины – новые шрамы на теле моей конуры. Один принялся методично тыкать дубинкой в мой скудный скарб, второй уставился на меня. Взгляд пустой, как глазница черепа. Такие не задают вопросов. Такие исполняют.

«Что ищем, командиры помойных баков?» – спросил я, стараясь, чтобы голос звучал ровно, без тени страха. Страх они чуяли, как акулы кровь. И он их только раззадоривал.

«Порядок ищем, Крыса», – ответил тот, что пониже, с кривой ухмылкой, обнажившей ряд желтых, как старый пластик, зубов. «Говорят, у вас тут на этажах не все гладко. Крысы развелись. Лишние». Он сделал многозначительную паузу, ткнув дубинкой в стопку моих тряпок. «И не только четвероногие».

Мое нутро сжалось в ледяной кулак. «Лишние». Это слово здесь было страшнее любого мата. «Лишние» исчезали. Растворялись в технических шахтах, становились безымянным белком в пищевых концентратах или просто выбрасывались наружу, где мертвый город всегда рад свежему мясу.

В этот момент в дверном проеме появилась Лия. Застыла на мгновение, ее лицо – обычно такое живое, даже в этом сумраке – стало цвета выстиранной простыни. В руках она сжимала сетку с влажным бельем из прачечной – ее сегодняшний вклад в наше общее «ничего».

«Чистильщики» одновременно повернули к ней свои пустые головы. В их глазах мелькнул тот особый интерес, который хищник проявляет к беззащитной жертве.

«А это у нас кто? Незарегистрированный источник тепла?» – протянул тот, что повыше, облизнув пересохшие губы.

«Она со мной, – мой голос прозвучал тверже, чем я ожидал. Я шагнул вперед, вставая между Лией и этими ублюдками. – Все зарегистрировано. Десять раз проверено вашими же предшественниками, такими же любителями порядка».

Лия неслышно шагнула за мою спину. Я чувствовал ее дрожь, даже не касаясь. Ее страх делал мой собственный почти незаметным. Главное – она.

«Смелый, да, Крыса?» – ухмыльнулся тот, что пониже. «Смелость здесь не в цене. Скорее, отягчающее обстоятельство». Он лениво повел дубинкой в мою сторону. «Ладно, на сегодня цирк окончен. Но мы еще вернемся. Смотри, чтобы твоя… пассия… не нарушала нормативы по расходу воздуха. А то знаешь, как бывает с перенаселением».

Они развернулись так же резко, как и вошли, оставив за собой вонь казенного пота, озона от дубинок и ощущение тотальной незащищенности. И выломанную дверь, как зияющую рану.