Новый Раскольников Борис Панкин
Дизайнер обложки Регина Соболева
Редактор Регина Соболева
Корректор Регина Соболева
Корректор Екатерина Молочникова
© Борис Панкин, 2020
© Регина Соболева, дизайн обложки, 2020
ISBN 978-5-4498-2834-7
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
СТИШКИ В АЛЬБОМ
«Двадцать какое-то, чёрт его знает, число…»
Двадцать какое-то, чёрт его знает, число…
Слышится звон, – это бьётся в осколки посуда,
К счастью, должно быть, соседу опять «повезло», —
Судя по звуку хрусталь, ваза весом в полпуда.
Ну, да и ладно, окрепнет в неравной борьбе,
Может, на пользу ему, что жена истеричка…
Так и сижу я под звон хрусталя и тебе
Письма пишу, за сегодня второе… Привычка
Складывать в стол, на досуге сто раз перечесть,
Вычеркнуть лишние знаки, поправить повторы…
Чу, иссякает хрусталь, но фарфор ещё есть,
И есть подозренье, – надолго не хватит фарфора.
Двадцать какое-то… Письма пылятся в столе.
Надо ли их отсылать, и кому это надо? —
Скучная сказка о том, как однажды белел,
Там далеко-далеко, и на фоне заката,
Сгинул в борьбе, на далёкой чужбине пропал, —
То ли на риф наскочил, то ли стал чьим-то призом,
То ли нашёл, что когда-то по дури искал,
То ли не смог себе выдать обратную визу.
Двадцать какое-то… Плачет на солнце февраль.
Жалко ему уходить, вот и плачет, бедняга.
Горько рыдает соседка за стенкой, ей жаль
Чайный саксонский сервиз, её мучит люмбаго,
Сплин и хандра, и тоска (тяжело целый день
Ваньку валять, разгоняя безделье и скуку),
А также мигрени, и прочая женская хрень.
Встречу соседа, пожму обязательно руку…
Так и живём-выживаем всем бедам назло.
Век коротаем в борьбе, плавим золото с медью.
Двадцать какое-то, чёрт его знает, число,
Чёрт его знает, какая страна и столетье.
«мало мама мыла раму…»
мало мама мыла раму,
вот и наказали маму —
поперёк опасной бритвой
по рукам-венякам.
кто сказал, что волки сыты? —
дверь открыта, веллкам.
ночь темна, война под боком.
что ж ты мать-перемать
не подохни раньше срока —
рвань-тряпьё – бинтовать.
вас-ист-дас? – такое дело —
мама раму проглядела,
шишел-мышел вышел срок,
нажимаем на курок.
потолок измазан серым
на потеху изуверам,
поперёк визгливой скрипкой,
кулаком по стеклу.
жил с гримасой, сдох с улыбкой —
вон он, бля, на полу.
некроплазма в вязкой жиже.
подходи, взгляни поближе.
натюрморт – в оконной раме.
душно что-то вечерами.
«Всё будет хорошо. Как заклинанье…»
Всё будет хорошо. Как заклинанье.
Ходить по клетке, как тот самый зверь,
что меряет шагами ожиданье —
окно, торшер, трюмо, входная дверь.
Опять трюмо, мелькает отраженье —
конечно я! – кому ещё здесь быть! —
В движении, в бессмыслице круженья —
преддверье пораженья… Обвинить
тебя во всём, сказать: адью, родная,
живи, как хочешь, мне пора, пошёл…
И повторять, как кукла заводная:
Всё будет, будет, будет хорошо.
«не стерпится…»
не стерпится.
не слюбится.
не сбудется.
затянется, останется рубец,
и, словно след на оживлённой улице,
сотрется и…
финита ля…
пиздец.
а морю что, – по-прежнему волнуется.
и раз и два, и замирает в лёд. —
тоска пройдёт. не надо, ты же умница —
сама всегда всё знаешь наперёд:
наладится, со временем и с опытом,
поселятся покой и мир в душе.
лишь иногда далёким горьким шёпотом:
не слюбится, не сбудется уже.
«Пиши, моя красавица, пиши…»
Я стою, рука в тpусах…
Шурка Севостьянова
Пиши, моя красавица, пиши,
Покуда не оплавится душа,
Покуда яд течёт с карандаша,
И эти откровенья от души.
Пиши, моя красавица. Спеши
Отобразить отвратность бытия,
Покуда жизнь паскудная твоя
Ещё чего-то стоит. Потроши
Себя на составные. Покажи
Угрёбище внутри себя, меня.
Прекрасные порывы – миф, хуйня.
Пиши, моя красавица, пиши.
«по глянцу ломкого листа…»
по глянцу ломкого листа
рука выводит закорюки
ах эти творческие муки
нести себя на пьедестал
и водружать на постамент
в тенистость липовой аллеи
белеет ночь восток алеет
цемент скрепляет монумент
и словно бисер на губе
пот выступает от напряга
пиши перо скрипи бумага
я типа памятник себе
СТИШКИ В АЛЬБОМ
развитие движется по спирали
чья-то глупость
самоповторенья неизбежны.
жизнь прожить – не водку из горла,
запрокинув голову небрежно,
в подворотне пить. она не зла,
просто безголова и безлика,
ну, понятно, – головы-то нет.
я ей принесу цветок – гвоздика —
на могилку. через 20 лет
начинаешь понимать – спирали,
как фигуры, в этом мире нет. —
круг замкнулся, и, выходит, врали
нам учителя. один поэт
давеча сказал мне, безнадежно
взяв стакан гранёный со стола:
самоповторенья неизбежны.
жизнь прожить – не водку из горла.
«не вписался в систему, в линию, в интерьер…»
не вписался в систему, в линию, в интерьер.
перепутал местами следствие и причину.
испохабил мелодику, ритмику и размер.
не просёк иерархию, не подобрал личину.
вот и стоишь, как пыльным мешком огрет, —
эдакий истукан, недогляд природы.
думаешь – исключение, мнишь – поэт,
а на самом деле – пошлый кусок урода.
ну же, приятель, хватит стоять, – пора:
выйди в окно, вскрой себе в ванной вены.
поздно гримасы корчить, когда игра
кончена. – счёт разгромный, итог плачевный.
«…из огня – в полымя, из мрака – в терновый куст…»
…из огня – в полымя, из мрака – в терновый куст.
не гонись за двумя, как бы ни был велик искус.
не наплоди химер, не промышляй наркотой.
будь как пионер – то есть бравый и холостой.
не падай лицом в грязь, береги, как мозги, честь.
знай: на то и карась, чтобы было кого съесть.
сгорая, как есть, дотла, золой не смущай народ.
запомни – цветы зла негодный дают плод.
знай – любая броня имеет предел, за ним
сначала – буйство огня, после – пепел и дым.
закономерен итог – всё выжжено и мертво.
соразмеряй свой слог с пространством и головой.
добивая своих врагов, не подставляйся сам.
и не посвящай стихов ублюдкам и подлецам.
ЦЕЙТНОТ
в цейтноте надобно быстро двигать руками
флажок упадёт не раньше чем кончится время
на сорок ходов два с половиной
имя
становится кармой
переломить
кроме
тотальной борьбы с врагами
белого шума
сакрального бреда
лозунгов
ленин с нами
ежевечерних сводок
военной темы
еженедельных пьянок
меж выходными
работа на доброго дядю
достаток в доме
кроме
этого есть и другое
некогда думать
в ожидании новостей
«если бы ты была мотыльком…»
если бы ты была мотыльком
порхающим беззаботно
я б стал сапогом кирзовым
что подловит тебя на взлёте
и размажет тебя всмятку
если бы ты была Лебедем
в окружении референтов
я б стал вертолётом ми-восемь
что рухнет с тобою вместе
зацепившись за ЛЭП лопастями
если бы ты была пешеходом
форсирующим дорогу
я б стал той самой девяткой
что нахуй тебя раздавит
за переход в неположенном месте
Под знаком Девы (себе и тебе)
Идёшь ли домой с работы, смотришь ли теле,
видео, либо прочую ерунду,
типа тупой Масяни, – на самом деле
нянчишь свою утрату, свою беду.
Думаешь: пережить ещё день, неделю,
месяц, другой, и время излечит, и
будет гораздо легче, – на самом деле
тёмные сны – твои и стихи – твои.
Ищешь ли отвлечений в чужой постели,
бурных забвений. Мнится: в один из дней
станет светло и тихо. На самом деле
всё, как и было. Даже ещё черней.
Некросонет
Представь, что ты по-прежнему живой.
Обычный день. Типичные заботы.
Дела, друзья, непыльная работа.
Осенний дождь. В каморке угловой
Холодной влажно. Сырость над Невой.
Над Городом – промозглость небосвода.
Идёт экспансия безрадостной погоды.
Уродлив дом на набережной. Твой
Безмозглый братец слушает хип-хоп,
Листает комикс, морщит узкий лоб.
Юнец тупой, но хоть не славит Кришну.
Дрожит листва, редея на ветвях.
Октябрь кончается. Зима торчит в дверях.
…Как мне ни жаль, но ты в картинке лишний.
«А в Вашем доме пахнет смертью…»
А в Вашем доме пахнет смертью,
И это явно неспроста.
Любезный, Вы уж мне поверьте,
Уже заказаны места
В аду для Вас и Вашей шлюхи.
Уже продали тот КамАЗ,
С которого однажды рухнет
Бетонная плита. И вас
Расплющит вместе с колымагой
На трассе Петербург-Москва. —
Тебя, с твоим ебалом наглым,
И пассию твою. Слова
Уже отпущены. Вы – жертвы
Грядущей катастрофы. Вспять
Не повернуть. И кто там первый
Из вас подохнет – мне плевать.
дорожно-медитативный сонет
найдётся кто-то, кто мне всё расскажет
БГ
ты чувствуешь себя нехорошо,
точнее говоря, – совсем лажово,
ещё точнее – так, что даже слова
такого нет. надвинув капюшон,
закрой глаза. вчерашний день прошёл.
в мозгу туман. нутро бунтует. снова
не вспомнить ничего. цветёт лилово
под левым глазом бланш. чего ещё
тебе расскажут про минувший праздник,
что удался на славу, не иначе?
ты ждёшь с тоской и думаешь: «ну вот,
опять из жЫзни выпал литр последний,
я что-то как-то разошёлся нынче».
и вздрагиваешь: скоро новый год.
Разбиться стеклянным гоблином ©
Я был с тобою нежен, ангел мой…
Листаю памяти истёртые страницы —
Юдоль моей души. Как говорится,
Бреду воспоминаньями. Хромой
Лирически-клинический герой
Юродствует, ему опять не спится:
«Ты так красива, что…», «Ты словно птица…»,
«Ей богу, ты…». Мне кажется порой —
Будь я иным в каких-то проявленьях:
Язвительнее, скажем, или злее, —
Давно б затёр лицо, глаза твои.
Увы, в покрытых изморозью стенах
Растёт кристалл тоски и с губ не смеет
Ангинно-сипло… расколоться… и…
мы на горе всем
гляди в окне
вскрывает вены ленин
и варшавянку ангелы поют
горит в огне
страна моя и тени
согбенные так суетно снуют
трубит труба
пожар от ветра воет
и гремлины беснуются в дыму
трещит судьба
по швам вопит шестое
от ужаса и пищи нет уму
умру ли я
на то и крематорий
чтоб мировой пожар не погасить
любимая
мне кажется порою
что проще пить блевать и дальше пить
«тони, тони, пакетик с чёрным чаем…»
