Английские священнослужители взяли на себя бремя разобраться в этом кошмаре, терроризировавшем полгода провинцию Испании с продолжением на земле нашей Великой Империи.

Почему на эту тему молчит Папский Престол? Неизвестно. Как молчат и остальные христианские церкви Европы.

Англиканские патриоты, понимая серьёзность происходящего, решили возглавить расследование. К нему привлечены лучшие представители христианского мира Англии.

Оставив наместо себя временного служителя из Собора Святого Павла, к предместьям Мадрида выехали отец Лемуэль Дункан с помощником Гулливером Саргеонсоном. Перед отъездом Гулливер пламенно призвал всех правоверных христиан «неистово молиться за победу сил добра перед вырвавшимися из гиены огненной силами зла…».

Кто из христиан желает помочь в расследовании сего дела, а также продолжения публикаций о ходе расследования, просим, приносит пожертвования в общину святого отца Лемуэля Дункана. С нами Бог и всё его Воинство! Аллилуйя».

17 СЕНТЯБРЯ, 1707 года.

ГДЕ-ТО НА ГРАНИЦЕ ФРАНЦИИ И ГЕРМАНСКИХ ЗЕМЕЛЬ.

Последнюю часть пути к монастырю Катрин проезжала лесами.

До этого шли бесконечные открытые пространства французского королевства с их замками, ухоженными полями. Вокруг золотая осень окончательно победила. Зелени оставалось всё меньше и меньше. Листва пестрела красным и жёлтым. На сине-голубом небе не являлось ни одного даже мельчайшего клочка или пёрышка облаков.

В путешествии к монастырю девушка откровенно наслаждалась, особенно одиночеством.

Когда путь более углубился в густые дебри германских лесов, наступила новая прелесть природного своеобразия – туман. Прибавилось сырости, запахов осени, листвы, мокрой хвои, а к полудню, солнце будто бы вырвалось на последнюю минутку одарить жаром и светом перед зимним смирением.

Во Франции эту пору называли летом «святого Мартина», но Катрин более нравилось название с её родины Богемии, ей оно казалось более романтичным – «паутинным летом».

Монастырь, где она решила уединиться, располагался почти в лесу.

К тому дню, когда лошадь девушки остановилась перед коваными воротами обители, осень успела застелить здесь дорогу многослойным ковром рыжей листвы. Лошадь встала, выдыхая пар. Было прохладно в тени, но ещё тепло, где солнечно.

Катрин спешилась у ворот, встроенных в каменные своды стены. Большим чугунным кольцом, приклёпанным по центру приворотной калитки, постучала несколько раз.

Прислушалась. Постучала снова. Наконец, услышала шуршание с той стороны стены. В приворотной калитке открылось смотровое оконце. Из него взглянули полуиспуганные, но любопытные, даже несколько игривые молодые девичьи глаза.

– Добрый день. – сказала Катрин, не без удовольствия глядя на эти окружённые длинными ресницами моргалки. Они ей напомнили Ольгины наивные «глазючи».

– Вы уверены, что он добрый? – ответил молодой девичий голос.

В тоне встречного вопроса чувствовалось, что принадлежит он любительнице весело поболтать.

– Я не о «дне» говорю. – ответила Катрин, встраиваясь в игровую полемику.

– А о чём?

– Это я вам лично желаю получить доброты в этот день, чтобы у вас он сложился «добре». – ответила Катрин, так же будучи любительницей поиграть словцом.

– Мы с вами знакомы?

– Да.

– Что-то не припомню. Вы кто? От барона или из города?

– Вспомнить факт нашего знакомства, Вы сможете, но попозже… к сегодняшнему вечеру. К тому Времени мы будем абсолютно знакомы…

– Ого. Я такого глупого поворота мыслей ещё не слышала… Открываю. – сказали «игривые глаза» и послышался лязг запоров калитки. – Вы с лошадью?

– Да.

– Обычно лошади через наше «игольное ушко» проходят, это мы так нашу калитку воротную называем «игольное ушко». Проходят, но не все. Перегруженные скарбом, конечно, нет… Всё как в Писании. – продолжал болтать голос.