– Привет, – дружелюбно сказал я.
– Хуй тебе в еблет, – сказал он, после чего посмотрел на меня и оценил снизу вверх.
– Ну… Здорово, пацан, – решил сменить я тактику.
– Иди нахуй, уебан, – непринуждённо отвечал он, даже несмотря на меня больше.
– Здорово, мужик!
– Хуй в жопу тебе вжик.
– Бля, просто здорова.
– Хуй, пизда, корова…
Я вздохнул, оглянулся и не увидел ничего знакомого в округе.
– Слыш, я чё-то потерялся немного… – начал я.
– Ну я вижу. И чё, тебя пырнуть чтобы ты нашёлся или чё? – быстро бормотал он.
Я потёр глаза, сделал паузу и снова спросил:
– Слыш, ты, может, знаешь, дорогу к аптеке?
– Поскреби хуём в сусеке!
Я помолчал, затем сказал:
– Бля, охуенные, конечно, стихи, уважаемые, но пошёл-ка ты нахуй.
– Да вон там аптека, – показал он рукой в направлении дальше по тротуару.
– Ага, спасибо.
– Пожалуйста.
И я пошёл дальше по тротуару. Петляя по нему, я высматривал вывеску аптеки, ища её везде. Я внимательно всматривался во всё, и пока происходил процесс смотрения, всё заползало в мои глаза, кроме вывески. Засматриваясь во дворы, я не мог понять, где я конкретно нахожусь, ибо не помнил ни одного места в городе с таким пейзажем…
– Ой, слушай, забеги ещё в аптеку, купи антигриппин, – раздалось откуда-то сбоку.
– Ладно, жди тогда, – мужской голос сказал и передо мной появился силуэт, за которым я решительно последовал.
Силуэт двигался впереди, а я не отставал. Мы прошли немного и недолго, как он внезапно завернул в стену дома, в котором оказалась дверь под большой вывеской, наверняка, аптечной тематики. Я зашёл за ним, чуть не подскользнувшись на скользком плиточном пороге.
Войдя в аптеку, я спустился по лестнице к витринам, чтобы найти то, что мне было нужно. Медленно идя вдоль них, я всматривался в пустоты и ассортимент, пытаясь разобрать, что было написано на коробочках. Стекло запотевало от моего дыхания.
– Не прижимайтесь к витринам, пожалуйста, – раздался голос откуда-то сзади.
Я не обращал внимания, продолжая свои поиски. Коробки не стояли на месте, буквы на них либо не было видно, либо они прыгали туда-сюда и менялись местами. Силуэт, купивший свой антигробин, прошёл сзади меня, пыхнув и цыкнув.
– Да-а… И вот я на неделю-две поеду в Сыктывкар, повидаюсь с семьёй, отдохну, – полушёпотом говорили сзади оказавшимся приятынм женским голосом, который сказал мне не прижиматься к витринам.
– Здорово! – так же полушёпотом отвечал ей другой женский голос. – Бли-ин, я бы поехала с тобой, да у меня экзамены.
– Ну съездишь потом сама, без меня. Я отпуск передвинуть не могу. Может летом потом, в праздники съездим вместе.
– Ага… Ну ладно. У тебя тут это… Покупатель…, – и шёпот стал ещё тише: – Часто к тебе… такие вот… заходят?
– Ну бывает, да, – так же тише прозвучал ответ.
– Осторожнее давай. Ну ладно, пока-пока!
– Пока!
В отражении на стекле я увидел, как сзади меня проплыло размытое пятно, но это меня не волновало. Руки из моих глаз ощупывали всё перед ними, а сами глаза нажимались на предметы, которые видели, ощущая каждый их контур, изгиб, узор, текстуру, цвет, всё. Я видел на ощупь. И меня волновало, что, как бы я ни искал, я не мог найти заветного… Название уплыло из моей головы.
– Вам что-то подсказать? – раздалось опять сзади.
Мне действительно нужно было что-то подсказать. Я повернулся и, осторожно пробираясь через туман, направился к кассе. Запоздало освещая себе дорогу лучами зрения из своих глаз, я соприкоснулся с ними, исходящими из глаз другого человека, и они были направлены на меня, обдавая холодом помещения. И когда мой взор дошёл до неё, от её внезапной чрезмерной красоты, от которой мозг отказывается получать удовольствие, боясь умереть от чрезмерного его количества, от его избытка; от красоты, от которой может быть больно, об которую можно порезаться, если посмотреть не под тем углом или подойти без осторожности; от которой можно было обжечься удовольствием; от этой абсолютно безумной красоты, с которой едва ли может совладать человек не потеряв разум, взор мой решил остудиться об ржавый забор и колючую проволоку с налипшим на колючки снегом за окном.