– Молодой человек, билетик возьмите, – раздалось сверху.

Я поднял голову и увидел протянутую ко мне руку с билетиком. Я взял его, и кондукторша ушла. Грязными от польной грязи пальцами я вертел его, чтобы разглядеть, какие на нём цифры и счастливый ли он. Но я не мог разобрать ни одной цифры и ни одной буквы. Всё расплывалось и постоянно менялось. «Всё равно, – подумал я. – Я бы всё равно не стал его есть. В последний раз, когда я ел счастливый билетик, вкус мне не понравился. Да и насчёт счастливого надо ещё подумать… Что со мной произошло счастливого после того, как я его съел?»…

Внезапно мне стало очень хорошо и приятно. Ездить на троллейбусе, лёжа в нём в кровати под одеялом, – очень классно. Можно засыпать удобно и с комфортом. И при этом лежать и смотреть в окно. Я зевнул. Как здорово…

Звук электрического двигателя усиливался с его разгоном, и возвышался, становясь продолговатым. Троллейбус растянулся далеко за моей головой, у него исчезла крыша и я видел, как город по бокам растягивается в длинную ленту сзади меня, вдоль которой я плавно летел в кровати, наслаждаясь чувством потока, обволакивающим мои мысли.

Как говорил Чарльз Мэнсон: «Я – никто. Я – бомж, бездомный, бродяга. Я – вагон поезда и кувшин вина. И прямое лезвие – если вы подойдёте слишком близко ко мне».

Улицы сворачивались в большой рулон под моими ногами, синее вечернее небо и жёлтые фонари встали на одной высоте, чтобы проникнуть в меня через глаза. Свет и всё вокруг, что я вижу, массирует мне их.

– Молодой человек, вы до куда едете? – потревожила меня кондуктор и отбила весь сон.

– Я… Где от остановки недалеко аптека хорошая… Где-то там… – пытался я вспомнить пункт назначения.

– Ладно, хорошо, – сказала она и отстала.

Я закрыл глаза, но мой покой нарушала какая-то пизда, пиздящая по телефону где-то сзади:

– Да пошёл ты нахуй! Я ментов вызвала! Пизда тебе, сука, выродок ёбаный! – крикнула она в трубку и громко положила её.

Спустя пару минут, она снова говорила по телефону:

– Да ты ж алкаш ёбаный… Нахуй я с тобой связалась, – засмеялась она. – «Люблю, люблю», ага. Давай-давай. Не звони мне больше, падла! Жди, сука… Ща к тебе приедут… – и снова кинула трубку.

Я смотрел в холодцовое окно. Грязь снаружи на мутном стекле была похожа на кусочки мяса в холодце.

Спустя пару минут, она снова говорила по телефону:

– Да чтоб ты сдох нахуй! Нахуя я с тобой связалась, блять… Ты ж конченный! Кон-чен-ный! Пошёл ты нахуй! Алкаш ёбаный, объебос пидорский! Знать тебя не хочу нахуй! Жди, сука ты, блядина неёбаная. Щас… Щас… Ментов я вызвала уже, едут, жди, сука. – и снова кинула трубку.

Я думал: «Если ты не хочешь с ним пиздеть, то нахуя звонишь или берёшь трубку и пиздишь, проблядь ты ебучая? И мешаешь, при этом, спать всему троллейбусу, пизда ты гнойная блядь…».

Спустя пару минут, она снова говорила по телефону:

– Ну что, сука, ждёшь? Жди-жди, блядь… Жди, сука… – и сделала долгую паузу, видимо, меняя тон на более приемлемый: – У тебя осталось ещё что-нибудь? Сейчас я приеду минут через пятнцадать. Давай, до встречи…

Я в охуевании от ёбаной тупости ёбаной тупой ёбаной пизды поднял брови и мне стало больно от того, что такие люди существуют.

– Молодой человек, остановка ваша, – потрясла меня за плечо кондукторша.

– Спасибо большое, – сказал я ей, встал и вышел из автобуса, чуть не подскользнувшись на льду.

Я не узнавал остановку и место, где я находился. И где здесь была аптека… Я не знал. Я побрёл за остановку, и, внезапно уткнувшись в стену какого-то здания, понял, что я потерялся. Я обернулся по сторонам и увидел забавного насупленного мальчика лет десяти, в пальто и ушанке, стоящего на углу этого здания. Я подошёл к нему: