Я помню, как мы с однокурсником Борисом Минеевым уже по выходу Агнии Ивановны на пенсию нагло напросились к ней домой. Пришли с тортом и были встречены… Чай нам подала сестра бабы Аги со странным именем Бу́та, её весь курс знал заочно из-за увеличительного стекла. «Да что ж вы мелкими каракулями курсовые пишете? – сокрушалась иной раз в аудитории баба Ага. – Я как тетрадки ваши дома проверять сажусь, так сразу кричу сестре: «Бу́та, принеси сильную лупу…»

Чаёвничали в спаленке, где запомнилась лишь кровать с высокой спинкой. Смотрели старые альбомы легендарной бабы Аги. «Ну, где я на этом снимке?» – с хитрецой спросила она у нас с Борисом. На фотографии, сделанной перед отправкой сестёр милосердия на Первую мировую войну, стояли в два ряда молоденькие девушки-курсистки. К нашему удивлению, Агния Ивановна на давнем снимке оказалась самой крепкой, рослой и жизнерадостной девушкой, чуть не пышкой, стоявшей в верхнем ряду сбоку. Кто бы думал?

– А я вот операцию недавно перенесла, – делилась новостями за чаем Агния Ивановна. – Хирург у меня опухоль вырезал. Но беда – теперь в других местах опухоли стали появляться, уже две новые «горошины» в шее растут. Опять, что ли, придётся их вырезать?..

Мы с товарищем похолодели: неужели она не догадывается, что это могут быть метастазы? Но смолчали, боясь думать о таком…

– Заходите ко мне ещё, – на прощанье сказала нам баба Ага. – Адрес теперь вы знаете…

Но это был последний наш поход к ней, ведь молодость бежит, не оглядываясь на старость. Кипела жизнь. Учёба летела к диплому. Наш курс заочников то слетался в Свердловск на короткие сессии – то, сдав экзамены, вновь разлетался по своим городам.

…Мы с Борисом вспомнили про бабу Агу уже после защиты дипломов в Уральском университете и позвонили ей, чтобы прийти с тортом и цветами… Но она тихим голосом сказала по телефону, что больна и никого уже больше не принимает…

– Что же раньше-то вы не пришли?! – вздохнула она, прежде чем повесить трубку… Её упрёк и сегодня как ожог по сердцу.

…Я многие годы не имел вестей о её кончине, живя за сотни километров от Екатеринбурга и докатившись в своих странствиях до Москвы… И только недавно из сообщения о 125-летии легенды журфака на университетском сайте узнал, что Агния Ивановна Данилова ушла из жизни в июле 1975-го. То есть, похоронили её спустя месяц после того, как мы – молодые, счастливые, с дипломами на руках – разъехались по стране. Никого из нас не оказалось в Свердловске в то жаркое лето, чтобы проститься, да и никто не сообщил…

Тайну цвета «незабвенный закат» я не знаю и сейчас. А мои записки – это запоздалая дань самому замечательному в моей студенческой жизни человеку – Агнии Ивановне Даниловой. Той жизнерадостной курсистке, сестре милосердия, что смотрела на нас со снимка 1914 года. И той преподавательнице, что в 80 с лишним лет с одышкой ползла по ступеням лестницы на четвёртый этаж журфака УрГУ учить нас мудрости языка… Сейчас от бабы Аги остались лишь любительские фото однокурсников да редкие строки у историков Уральского университета. И даже не разгаданный ею цвет «незабвенный закат» растворился в реке Времени. Потому что из нашего курса никто о мучившей её загадке так и не написал ни статьи, ни новеллы. Хотя кто-то из нас всё же должен был это сделать…

25 ЛЕТ НАЗАД, 2 июля (1961), не стало большого и честного писателя Эрнеста Хемингуэя. Его полюбили в нашей стране миллионы читателей. Помню, с каким шумным триумфом мы открыли его для себя в 60-е годы, когда у нас – один за другим – стали выходить его великолепные рассказы, повести, романы – «И всходит солнце» («Фиеста»), «Прощай, оружие!», «По ком звонит колокол» и другие. Довольно полный четырёхтомник писателя почти сразу стал редкостью. В моде были бородки и мужественные лица – «под Хемингуэя», литераторы пытались писать его рубленой фразой, в редком интеллигентном доме не было тогда портрета этого бородатого сильного мужчины в толстом свитере – я тоже купил такую фотографию, выстояв очередь в московском киоске.