– Авл! – прошептала Антония, неожиданно узнавая этого человека и холодея от овладевшего ею, нехорошего предчувствия.

В том, что Авл привез дурную весть, она не усомнилась ни на мгновение. Так скакать, бездумно загоняя хорошую лошадь, может либо глупец, коим юный Аттратин никогда не был, либо человек, от скорости которого зависела чья-то жизнь или смерть. От невольного страха сердце Антонии тоскливо заныло.

– Авл! – вслед за женой воскликнул Корнелий, тоже почуявший неладное.

Юный Аттратин едва держался на ногах. Корнелию пришлось поддержать его под руки, чтобы он не рухнул на дорожку.

Управляющий и несколько рабов бежали к ним от дома, видимо опасаясь, что новоприбывший мог явиться с недобрыми намерениями.

– Все очень плохо, Корнелий! – выдохнул Авл в лицо друга, – Беги! Спасайся отсюда! За тобой и твоей женщиной высланы гвардейцы!

– Что ты говоришь?

Мгновенный переход от опьяняющего счастья к черному отчаянию оказался слишком неожиданным. Корнелий побледнел, пошатнулся, Антония тихо ахнула рядом.

– В Парфии некий человек назвал себя Нероном, – задыхаясь продолжал Аттратин, – Этот Лже-Нерон, стремясь захватить Рим, укомплектовывает парфянскую конницу новыми отрядами, чтобы вернее противостоять имперским легионам. Твой вилик8, Корнелий, продает в Парфию коней. Твой вилик заодно с теми, кто незаконно рвется к власти. Может быть, ты ничего об этом не знаешь, но… Тебя обвинили в государственной измене, в заговоре против императора, против его трона. Сюда скачут преторианцы, скачут быстро. У тебя в запасе всего сутки, или может быть немного меньше.

– Сутки в запасе! – пролепетала Антония, понимая теперь, что ее непонятная тягучая тоска, была всего лишь предвестником несчастья.

– Государственная измена! – потрясенно обронил Корнелий.

Он на мгновение закрыл глаза, пытаясь совладать с собой, потом решительно тряхнул головой. Велел подоспевшим рабам позаботится об утомленном друге и тут же обернулся к управляющему, медленно пятившемуся к озеру.

В глазах Гая застыли ужас и непонимание. Чувствуя, как внутри разгорается ярость, молодой патриций стал наступать на вилика. Гай! Тот самый Гай, которого он знал с рождения, который давал ему первые уроки верховой езды, вместе с которым он впервые правил колесницей, показался ему сейчас совершенным незнакомцем. Что это – жадность или сознательное желание перемен в жизни Великой империи? А может просто глупость? В любом случае управляющий навлек на своего хозяина нешуточную беду.

– Продаешь моих коней в Парфию? Давно ли ты стал столь предприимчив?

За спиной Гая, повинуясь жесту господина встали два раба, не позволяя тому двинуться дальше. Гай закричал, не ожидая ничего подобного. Он искренне не понимал, что происходит. И в самом деле, действуя за спиной хозяина, он никогда (ну или почти никогда) не скрывал доходов от любых сделок. Просто так уж получалось, что купцы связывались именно с ним, минуя самого Виртурбия. Ему не было разницы куда продавать – в Парфию, в Сирию или в Египет – лишь бы платили хорошо и покупали много.

– Я не краду твоих денег, господин, – стараясь держаться с достоинством ответил вилик, – Можешь проверить! Каждый конь и каждый сестерций, полученный мной в уплату за проданных животных, посчитаны и занесены в списки. Что такое рассказал тебе гонец? Кто он такой?

Корнелий тряхнул Гая за грудки, но тут же выпустил с громким стоном. Это же Гай! Тот самый Гай, что растил его с детства!

– Ты продал мою жизнь! – выкрикнул молодой человек, – Зачем ты связался с парфянами? Кто тебя надоумил?

Вилик все еще не понимал. Ошалевший взгляд выдавал крайнюю степень его недоумения. Он продавал коней в Парфию, не ведая, что творит.