– Вот когда выйдешь замуж, тебе тоже некогда будет с подругами ерундой заниматься, – ответил ей мужчина, пожалев о том, что вообще начал с ней разговаривать.

– В жизни такого не будет! Да я и замуж-то не хочу! – возмутилась Донка, но, заметив, что разговор пошел немного не в то русло, добавила, – эй, не отвлекай меня от темы…

– Говори, говори. Ты пока все мне не скажешь, не отстанешь ведь, – перебил ее Арсен и просто смирился с ролью слушателя.

– Мы давно не разговаривали с Рузанной по душам. Я хочу сегодня у вас переночевать, чтобы нам вдоволь наболтаться.

– А я куда денусь? – удивился мужчина.

– Куда-нибудь, – Донка демонстративно улыбнулась, растягивая улыбку пошире. – Ну что? Можно? Сколько будешь тянуть с ответом-то?

– Ладно, ладно. Напросилась-таки в гости, – сдался Арсен, хотя идея эта ему вообще была не по душе.

Донка, добившись своего, радостная побежала в табор. Девушка все рассчитала – собрала свои вещи, перенесла их к Рузанне незаметно для родителей и осталась спать у нее. Единственным нерешенным вопросом осталась кобылка Белая. Как быть с ней, Донка не знала. Взять с собой этой же ночью было рискованно. Животное находится среди других лошадей и может наделать много шума. Оставить кобылку, значит, навсегда попрощаться с ней. От этой мысли Донке становилась не по себе. Но Лачо, желая помочь подруге, обещал незаметно привести лошадку ей перед самым отъездом табора.

Девушку эта мысль успокоила, но, прежде чем лечь спать, она решила навестить Белую, поговорить с ней, обняться. Ее всегда легко можно было найти среди других лошадей – она выделялась не только окраской, но статью и длинной, струящейся волнами, гривой. Донка обняла свою приятельницу и прошептала на ухо, что они обязательно скоро увидятся. Кобылка была неспокойной, как будто чувствовала, что обещанная встреча может и не случиться. Уже стемнело, табор засыпал, а это значило, что к Донке скоро придет Анвар. Девушка еще раз обняла Белую и направилась в шатер Рузанны.

Анвару уже надо было выходить из дома, как вдруг матери его приспичило зажечь свечу и искать донимающего ее комара. Парень притворился спящим и терпеливо ждал, пока мать найдет этого кровососа, снова уляжется и уснет. На это ушло не меньше часа, отчего Анвар начал нервничать. Он опаздывал, а Донка была наготове, но уйти не могла. И все по его вине. «Вот я дурак. Надо было на сеновале спать» – думал Анвар. Но тут же осекся. Ведь если бы он лег там, мать обязательно пришла бы посмотреть на него перед сном и обнаружила бы не просто кучу сена, а брошенную поверх нее рогожу, чтоб Донке удобнее было. Принести из дома подушку или одеяло было невозможно. Жамиля шила такую роскошь только для того, чтобы обменять ее на что-то нужное в хозяйстве.

Когда он был уверен, что матушка его крепко спит, то тихонько встал и босиком побрел в табор. Остановившись у речки, он на минуту задумался о том, правильно ли поступает. Его больше всего волновала мать. Она хоть и не была очень строгой, но не одобряла вранья и всяких авантюр. Парня ждала Донка, поэтому Анвар, отбросив всякие сомнения, уверенно двинулся дальше. Если б молодые знали, к чему приведут их поступки и как скажутся на их близких и родных людях их действия, возможно, решили бы проблему как-то по-другому. Но юность не спешит думать о последствиях, увлекаясь чувствами, смелостью и беспечностью.

Табор никто не сторожил, поэтому Анвар тихонько подошел к шатру Рузанны и открыл занавеску. Внутри он увидел знакомую троицу. Донка сидела на своем тюке с одеждой и видно было по ней, что она волнуется. Разговаривали они шепотом. И даже испугались, когда занавеска вдруг открылась, и в нее просунулась чья-то голова. Но увидев Анвара, Донка улыбнулась, вскочила, подбежала к парню и, прижавшись, обняла. Такого порыва юноша не ожидал, поэтому стоял как вкопанный, пока Рузанна не поднесла ему Донкин тюк с вещами. Анвар взял его и тихо сказал подруге, чтобы она попрощалась с Лачо и его сестрой, потому что им надо было поспешить. Донка обняла друзей и вместе с Анваром вышла из шатра. Тихо пробираясь в темноте между цыганскими тележками и палатками, девушка вцепилась в руку Анвара и не отпускала ее до самой речки. Это было последнее место, из которого табор еще можно было разглядеть. Остановившись, Анвар спросил: